Алибек Шарипов - История ошибок

– Это обезьяний язык, – пояснила проститутка и стала раздеваться.

Мякишев тоже разделся, и они легли в постель.

– Начинай, – прошептала Денисьева.

– Хорошо, – неуверенно отозвался Мякишев. – В чем смысл жизни?

– По-моему, смысл жизни заключается в поиске новых способов удовольствия.

– И все? Жить только ради удовольствий?

– Чему ты удивляешься? Мой смысл жизни является универсальным. Все, ради чего ты живешь, неизменно доставляет тебе удовольствие, даже о самоубийстве ты помышляешь только потому, что это доставляет тебе удовольствие. Создание семьи, служение Богу, самореализация, подвиг во имя Отечества, – все это имеет смысл только потому, что является особым способом удовольствия.

– Разве смысл не нечто большее? Пусть мы живем по принципу удовольствия, но, возможно, смысл жизни в том, чтобы сделать совершенно противоположное удовольствию, отказаться от него.

– Даже в этом ты находишь новый способ удовольствия. Так что не рыпайся.

– Неужели Бог создал нас только лишь для получения удовольствия?

– Именно так. Вспомни Веды: человек создан Богом для наслаждения, для поиска счастья, а счастье человек может найти в чем угодно.

Мякишев закрыл глаза. Денисьева молча оделась, взяла со стола деньги, перекрестила Мякишева и покинула номер.

Мякишев вернулся домой в каком-то полузабытьи. Он пытался разбить свою жизнь на фрагменты, чтобы ему было проще соединить ее в какую-то целостность, но эта попытка отдавала чем-то кортасаровским, а так как Мякишев неодобрительно относился к магическому реализму Латинской Америки, он вместо этого решил выпить пива. Он зашел в бар с безобидным названием «Green». На улице вечерело, поэтому все столики были уже заняты подвыпившими людьми. Мякишев двинулся к барной стойке, но тут же пожалел, что просто не ушел из этого заведения. На него смотрела довольная, раскрасневшаяся рожа школьного приятеля. Рядом с ним, заставляя всех мужиков в радиусе мили ерзать от зуда в штанах, вальяжно расположилась миловидная цыпочка.

– Чувак! – закричал он. – Давай к нам! Сколько лет, сколько зим! Где пропадал, ковбой?

– Мастерил лассо для таких телочек, как твоя подружка.

Джоник расхохотался, как шаман.

– Знакомься, это Бисквитик. Это самая сладкая печенюшка в нашем городе. Бисквитик, это Мякишев. Поздоровайся, киска.

– Привет, – сказала Бисквитик.

– Привет, – сказал Мякишев.

– Пойду отолью, – сказал Джоник.

– Иди, – сказала Бисквитик.

– Смотри, не залезь ему в штаны, пока меня не будет. Я тебя знаю.

– Не волнуйся, папаша, все будет как надо.

Джоник потрепал ее за щеку и удалился.

– Пойдем отсюда, – сказала Бисквитик.

– А как же Джоник? – спросил Мякишев.

– С ним все будет в порядке.

Бисквитик и Мякишев шли по пустырю.

– Знаешь, – сказала Бисквитик, задумчиво глядя в звездное небо, – когда-то система Птолемея вполне отвечала наивному вопрошанию древнего человека.

Мякишев покосился на нее.

– Что?

Бисквитик тоже посмотрела на Мякишева.

– Хочешь меня?

– Да.

– Так в чем же дело?

– Я хочу тебя духовно.

– С чего ты взял, что я на это пойду?

– В тебе есть класс. В чем твой секрет?

– Я помню все свои предыдущие жизни.

– Что же ты делала рядом с таким дерьмом, как Джоник?

– Понимаешь, я была и последней рабыней и величественной царицей, я была святой и блудницей, я предавалась самому утонченному гедонизму и страдала на кресте, я писала великие книги и убивала гениев. И кем бы я ни была, какая бы участь меня ни постигла, я никогда и нигде не была счастлива. Я поняла, что не имеет никакого значения кем быть, нет никакой разницы между Богом и Дьяволом, между Добром и Злом, между Жизнью и Смертью. Всё – Одно.

– И ты решила стать шлюхой?

– Я не просто шлюха, я – совершенная шлюха.

– Что это такое?

– Я не умею ничего, кроме как быть шлюхой, это мое призвание. А у тебя есть призвание, Мякишев?

Мякишев промолчал.

Вернувшись в свою берлогу, Мякишев сел возле окна и неподвижно сидел так до самого рассвета. «Я чувствую боль. Как мне ее утолить? Почему я чувствую боль? Люди? Ответ в них? Они причиняют мне боль? Они же и являются теми, кто способен утолить эту боль. Странно. Зачем? Для чего? Чему учит меня эта боль? С какой целью она была причинена мне? Чтобы я искал спасения от нее у людей? Но ведь не я виновен в ее появлении. Почему я должен обращаться к тем, кто приходится источником этой боли? Тем мучительнее. Ведь даже сознавая все это, я не могу не обратиться к ним за помощью, потому что боль, причиненная ими – невыносима. Такую боль один человек потянуть не сможет. Нужен другой. Нужны другие».