Рина Церус - Дошырак

Дядя Валера любит рассказывать, как он ездит рыбачить на Волгу, и показывает фотографии. У него там старый друг в рыбнадзоре, поэтому рыба ловится хорошо. Особенно в нерестовую пору. Как-то раз он угостил нас баночкой самосольной чёрной икры – она у них завалялась, к тому же её немножко неправильно приготовили. Но всё равно было вкусно, а тошнило потом совсем чуть-чуть. Представляете, сколько стоят двести грамм осетровой икры в магазине? А нам с мамой досталось даром.

В общем, я не стал залёживаться, сделал зарядочку и быстро убрал в комнате. Потом помог маме с салатами, разложил столовые приборы и переоделся. Обычно я не ношу белые рубашки, но тут вот надел и даже галстук повязал. А мама уложила мокрой расчёской вихры у меня на макушке.

К назначенному часу пришли гости. Мне подарили целый мешок одежды – её носил сын тёти Инны, пока не вырос. Ему только шестнадцать, но он длиннее меня на целую голову и намерен удлинняться дальше. Старички вручили мне конверт с пятьюстами рублями, а дядя Валера – аж целый третий яблофон, которым он пользовался, пока не купил себе шестой.

Все уселись за стол и открыли шампанское. Первый тост, как всегда, был за Николаем Ивановичем. Он достал открытку и торжественно откашлялся:

– Восемнадцать лет – прекрасный возраст! Все дела, свершенья впереди. Ты уже не мальчик-недоросток, по стезе ответственно иди. Будет много трудностей, лишений, но и счастья будет дополна. Главное – не отступать от целей, чтоб гордилась мама и страна!

Стихотворение было длинное, с напутствиями и поучениями. Наконец Николай Иванович дочитал, вручил мне помятую открытку и мы все сдвинули бокалы.

– Закусывай, закусывай лучше, сыночка, – шепнула мне мама.

Тосты пошли по кругу. Мне желали много хорошего и правильного. А потом всё как-то незаметно перешло на обсуждение моей дальнейшей судьбы.

– У тебя вообще есть какая-нибудь цель в жизни? Ты что себе вообще думаешь, парень?

Я честно отвечал, что цели у меня, в общем, нет, что планы я строить не люблю, а действую по вдохновению.

– Всё с тобой ясно. И как же ты собираешься жить?! Как?! Пластиночки свои крутить? – наседали тётя Инна с дядей Валерой.

– Если в этом году не поступишь, сразу в армию отправят, – процедила сквозь зубы тётя Галя.

– Ой, сейчас в армии так страшно, – прошептала мама. – Как бы можно было что-то сделать, чтобы…

Она с тревожным намёком посмотрела на тётю Галю. Как-никак, у тёти Гали был опыт отмазывания сына от армии: ему нарисовали от руки какой-то печальный диагноз, и военком отстал.

– Анечка, ты же понимаешь, как это сложно… – закатила глаза тётя Галя. – Тут либо деньги нужны, либо связи. Сама понимаешь. Тебе это просто не вытянуть.

– А и ничего, послужит! – бодро вклинился Николай Иванович. – Хоть мужиком станет. В наше время как было? Если пацан в армию не ходил, его и за человека не считали. Девчонки с такими танцевать стыдились.

– А как же дедовщина?

– Да надо просто голову на плечах иметь! С головой никто нигде не пропадёт! Вон, когда я служил, то…

И Николай Иванович принялся рассказывать, как он браво служил и как начальство его хвалило.

– А вдруг война? В мире-то сейчас неспокойно…

Тут всё плавненько перешло с меня на международную обстановку, санкции, Украину, Сирию и Турцию.

– Я прямо га-аржусь нашим президентом! – заявила тётя Инна. —Ещё совсем недавно была другого мнения, но как он с Крымом-то поступил!

– Взял и откусил, – буркнул я. – Как Гитлер Судетскую область. И теперь весь мир смотрит на Россию как на…

– Что ты такое говоришь?! Ты хоть новости-то смотришь?! Вон что на Украине-то, настоящие фашисты у власти!

– Знаю, наслышан. Они мальчиков распинают. В львовском метро.

– Смех-то у тебя дурной! Что эти бандеры в Одессе вытворяли! Это же ужас какой-то!

– Россия всему миру кулак показала! – прогремел Николай Иванович. – И правильно! Хватит под Америку прогибаться, слава богу не при алкаше живём!

– Ага. Одной рукой Крым присоединяем, другой – сливаем китайцам Сибирь, – опять не удержался я.

Но мне не дали договорить. На меня смотрели как на дурачка, которому промыла мозг либеральная пропаганда. Я же вообще внушаемый, да и максималист – в силу ничтожности возраста. Фрондёр, блин. В самых заботливых тонах мне вдалбливали мысль, что я должен хоть немножко развиваться, чтобы успешно существовать в социуме. И чтобы заботиться о моей бедной матери, которая выкормила меня одна, в нищете, и при этом бессовестно избаловала. А я только говорю глупости да плюю всем в лицо. Словом, если я не сделаю выводов, то меня не ждёт ничего хорошего.