Анатолий Савран - Самой короткой дорогой или приключения лиса по кличке Нарвас

– В посадку.

– Правильно, в посадку. Так короче и не только. Когда охотник притесняет тебя, то выбирай труднопроходимые места для него. По-другому это звучит так: напор соперника, угнетающий тебя, ты переносишь на помехи, затрудняющие его движения. Это святое правило, и в нём для тебя большое преимущество. А это значит, что не просто в посадку бежишь, а в самую что ни есть чащобу, в непролазный кустарник и, желательно, колючий или же под каменные завалы. Под колючками так же, как и под камнями, ты пролезешь, а вот тот, кто рискнёт вслед за тобой повторить твой же номер, останется в дураках. Он весь поранится. Это и значит, что азарт охотника ты выставляешь как преимущество собственной силы. Полем бежит только заяц, потому что он признанный спринтер, но к лису, повторяю, это не относится. Лис всегда должен учитывать чужие недоработки, чтобы сделать их своими достоинствами. Потому что слаб, повторяю, своими лапами. На то он и лис, что вместо лап работает головой! Лис всегда провокатор…»

«…Эх, дурья моя башка! Не уберёг! Учил сына обходить капканы, а сейчас сам курам на смех попался в западню. Ну, что же? Кличка «Нарвас», говорите?! Хорошо! На то она и кличка, что висит табличкой на этой сетке, а это указатель к выходу… Указа-а-атель!!! А сетка? Сетка – это временное препятствие. Ведь препятствие? Именно! А потому и препятствие, что временное. Ведь охраняется же! Да, именно потому, что охраняется. А потому к выходу, выходу… Имя своё ведь только я знаю!»

Человек, охраняющий сетку, подошёл к Нарвасу очень близко. Он решил, что теперь это можно.

– Я всё про тебя знаю. Знаю, как доставили в этот зоопарк, знаю кто, и знаю, что случилось с твоим семейством.

Нарвас лежал возле будки на соломенной подстилке, уткнув морду в лапы. Что бы сейчас этот человек ни говорил, нужно оставаться безучастным к его словам. Он не зря здесь появился, он хочет увидеть реакцию Нарваса, но такой радости Нарвас ему не предоставит. Он не пойдёт на его условия. Однако последние слова задели его за живое: «Он что-то знает о Кичи и Чике. Может, это действительно правда, он что-то знает?» Он даже не сразу понял, что услышал мысли Человека. А ведь он слышал их и тогда, когда этот же человек ему что-то говорил о том, что теперь он ухоженный и сытый. Но разве возможно слышать чужие мысли?! Нарвас приподнял голову и посмотрел на человека в защитном комбинезоне расцветки маскхалата.

– Да, знаю! – повторил он. – Сучку и щенка убили мужики из того дома, откуда ты таскал курей из курятника. А тебя, как особо ценный фрукт, решили не убивать, а продать нам в зоопарк. Они сказали: «Пусть поживёт в нашей шкуре». Зачем я тебе это говорю? А затем, чтобы ты перестал понапрасну носом шмыгать в надежде унюхать их запах. Их здесь нет, и тебе придётся остаться здесь до конца собственных дней. Вот так-то!

Он сделал жест, которого ему не следовало бы делать: он хотел потрепать его загривок, но в то же мгновение острые зубки Файзы впились ему в ладонь.

– Ёп-п… – только и успел он выкрикнуть, и кто знает, какое слово он хотел произнести. Тотчас же с его ладони брызнула тёмно-алая жидкость. Зажав рану другой рукой, он злобно посмотрел на Нарваса. – Ах ты, маленькая тварь! И это за то, что я тебе вареную курятину носил? Ну, подожди! Посидишь ты у меня на одной воде! – сказав это, он убежал перевязывать свою руку, забыв запереть за собой клетку.

«Это ложь, враньё, это самое настоящее враньё, – подумал лис. – Не могут быть они убиты! Он всего лишь охранник. Откуда ему знать, из какого двора я таскал курей? А может, правда? Может, действительно Кичи и Чик убиты? Нет, не верю! Врёт он, если он охранник. Ведь ему нужен порядок, и сетка тому в подтверждение. Они здесь, они должны быть здесь!» И он снова их позвал протяжным воем.

И… о, чудо! Ему ответил такой же протяжный, особый, тонкий, «конспиративный» вой, которому он когда-то учил Чика.

«Они живы, живы! – сердце Нарваса учащённо забилось. – Скорей туда, тем более что дверь открыта. Вот и думай теперь, когда кусать кого-то, а когда нет. Никогда не предугадаешь, что будет в следующую минуту. Но… куда же я стремлюсь? Предположим – они там, но ведь там тоже клетка! Я из одной клетки бегу в другую! Да добежать бы!!! А там… там я вытащу их непременно. Скорей, скорей туда! И… будь что будет!»

Бурый медведь не на шутку разбушевался. Он гнул железные прутья клетки и колотил стены что есть силы, однако стальная конструкция чудом держала натиск. Рёв, который он поднял, всполошил весь зверинец, и каждый неистовствовал в своей клетке как только мог. На усмирение этого всеобщего гвалта был поднят весь персонал зоопарка. Но именно это всеобщее возбуждение позволило Нарвасу добежать беспрепятственно до обозначенного им вольера, хотя время от времени он всё-таки прятался за какой-нибудь тумбой. Да, так и есть: в клетке был Чик. Жив! Но где же Кичи? Вопросы… вопросы… всё это потом. Как теперь вытащить Чика оттуда? Чик крутился волчком на площадке вольера от радости и от страха за Файзы. Нарвас же усиленно соображал, как же вытащить лисенка невредимым из клетки: «Дверца, куда подают похлёбку. Вот она. И запирается на обычный засов».