Алексей Захаров - Ганцлер-13

Мы сидели и изучали пустую стену напротив. Точно безликий экран в кинотеатре за несколько минут до начала сеанса.

– Как у тебя с ними? – поинтересовался друг.

– С кем? – в первую секунду не сообразил я.

– Ну с кем, с кем, с женщинами, – поморщившись от моей бестолковости, пояснил он и переставил стакан с подлокотника на журнальный столик.

– Не знаю, как у меня с ними. Нормально… Живем параллельно друг другу.

– Ты когда в последний раз с кем-нибудь спал? – он лениво вытянул сигарету из пачки и прикурил. Потом уточнил: – Я имею в виду, когда в последний раз занимался сексом.

Я дернул плечами:

– Может, месяца два назад. Может, два с половиной… Нет, – сказал я, подумав, – два с половиной еще не прошло.

– Расскажи мне о ней, – попросил он.

Бабочка, наконец, утомилась и перестала биться об потолок. Она затихла и спряталась в углу, за трубой отопления.

– Что рассказать? – удивился я. – Как с нею спал?

– Да нет, – он опять сморщился, оторвал взгляд от стены и обобрал налет с сигареты о край фарфоровой пепельницы, – расскажи о ней . Конечно, если не против…

Нет, я был не против.

Я взглянул на книжный шкаф. За стеклом, поверх книг, лежала пустая деревянная рамка. Сам снимок я в конце мая запустил самолетиком в форточку. Чтобы напрасно не мучиться от навеваемых им воспоминаний.

Рассказать о ней?.. Что я мог о ней рассказать? То, что она была младше меня на семь лет, и мы встречались ровно два года. Что мне было с ней хорошо и ей со мной тоже. Ну, по крайней мере, так было в первые месяцы…

Она работала менеджером в крупной торговой компании и обожала вареники с вишней. Я дарил ей цветы и подарки, а она мне свои фотографии, на которых всегда выглядела отлично, была свежа и красива своей естественной, не рисованной красотой. Однажды подарила мне на день рождения кошку из белого плюша и написала письмо со словами любви… Весной мы ходили гулять в пробудившийся парк, ели мороженое и катались на каруселях. А летом я возил ее за город в лес. Там мы рвали цветы и ловили изворотливых ящериц… Когда же ей было плохо и одиноко в нашем большом странном мире, она всегда приходила ко мне, и я ей рассказывал сказки – успокаивал, как только мог. Мне было не трудно проявлять нежность и ласку… В постели я получал не совсем то, чего всякий раз ожидал, но не обращал на это внимания, потому что мне было с ней и так хорошо… После занятий любовью она засыпала, уткнувшись лицом в мою грудь. Я гладил ее длинные светлые волосы и дышал ее запахом. Еще… А еще она всегда делала обиженное лицо – как будто я смертельно ее оскорбил – если вдруг, забавы ради, заявлял, что она меня когда-нибудь бросит. По правде сказать, я просто дурачился, трепался впустую. Сам я в это не верил, потому что считал, что она действительно меня любит. Но потом она почему-то начала говорить, что мы похожи на старую семейную пару, что ей кажется, будто мы вместе уже сорок лет. Я не знал, что возразить. Я видел: ей нужен предлог. А этой весной она взяла и исчезла… Совсем. Просто перестала ко мне приходить и звонить, словно меня больше не было в мире… Я не пытался с нею связаться. Все и так было ясно. Мы расстались после сорока лет отношений. Хорошо хоть это случилось вот так. Хорошо, что на самом деле это были только два года. Было бы хуже, если бы сорок лет действительно растянулись на многие годы…

Я привык, что люди появляются в моей жизни и затем бесследно из нее пропадают. Словно их и не было вовсе. Только моя память продолжает хранить оставленные этими людьми следы наших встреч. О ком-то четкие, яркие образы, будто видеоролики, о ком-то совсем туманные, точно тусклое отражение в куске льда…

– Да… женщины… – сказал друг, выслушав мой рассказ. – Их не понять.

– Верно, их не понять… – кивнул я, и, скрестив, вытянул ноги.

Друг затянулся и погасил в чашке окурок.

– Я вчера был на похоронах, – все тем же ровным, бесстрастным голосом, без перехода сообщил он. Видно, такие вещи, как женщины и похороны, находились в его сознании где-то на соседних, близких местах.

– Кто умер? – поинтересовался я.

– Парень с моей работы… Он даже моложе нас с тобой был. На машине разбился. Ехали с братом вдвоем, что-то произошло с рулевым управлением, и машину выбросило в кювет. В итоге у брата левая рука пополам, а нашего парня совсем… вдребезги.

– Жизнь и смерть – две родные сестры, – произнес я сакраментальную фразу и посмотрел в темный квадрат между шторами. В этот момент ветер швырнул в окно пригоршню бусин, которые дробно ударили по стеклу и жести карниза – дождь, до того едва моросивший, расходился, занимался сильнее.