Иной сразу задумывался: а есть ли смысл связываться с этой суфражисткой, не станет ли себе дороже? Хотя каждый знает, что диссидентом становится человек, надежды которого по чьей-то вине не оправдались.
В политику Зоя вошла резко и намертво, хоть и по наивности. В местной газете она прочитала объявление о замещении вакантной должности специалиста, в отдел культуры. Ей всегда казалось, что там её ждут. С документами и заявлением она переступила порог кабинета главы.
Но, как оказалось, напрасно. От такой наглости, – именно так прежний глава Скриповкин расценил её действия, – он сначала впал в уныние, а потом в ярость. А возмутила его одна фраза в заявлении-«стрессоустойчивая», в котором карьеристка расписывала все свои достоинства. Сначала он бегал из кабинета в кабинет, тряся заявлением Кобриной и выплёвывая эту ненавистную фразу «стрессоустойчивая».
Казалось бы, покуражился – и забудь! Но это было не в характере мэра. Все поползновения на хлебное место со стороны кого-либо, должны быть пресечены. Этому вопросу было посвящено закрытое совещание, куда были приглашены все органы и Зоин начальник. Была разработана целая стратегия, как испортить карьеристке жизнь.
– Это что за наглость! – кричал Скриповкин, – вот так по-хамски заявлять о себе. Я это место не для кого попало создал, а конкретно под мою сноху. Она ничего не умеет делать, а так и дом рядом, и зарплата хорошая.
С того времени диссидентка по любому поводу любила устраивать пикеты и митинги под окнами администрации. Тогда-то она и объявила, теперь уже бывшему мэру, импичмент. Деревенские не поняли, что она имеет в виду, но из интересу пристроились рядом. Глава тоже не сообразил, поэтому вышел к народу:
– Требуете им-пич-мент, хоть сейчас, – по слогам он произнес незнакомое новое слово.
Зоя обрадовалась столь легкой победе, но тут мэр ее обескуражил:
– Но сейчас у меня его нет. Как появится – всем поровну.
Митингующие обрадовались, даже не пришлось на холоде стоять, главное, пообещал. А для русского человека пообещал – это все равно, что сделал: Ничего не дождешься, но соблюдешь процедуру.
– Вы нас за дураков не держите! – кричала Зоя. – Требую мэра в отставку.
Глава искренне удивился:
– Я на работе пью только по праздникам и почти не прогуливаю, за что в отставку?
Толпа заволновалась, не зная, что делать дальше. С одной стороны мэра все не любили, с другой стороны дома было много дел, и долго стоять рядом с митингующей – не было времени.
– Дай чего Зойка просит, – кто-то выкрикнул из толпы, – холодно стоять.
Бунтарка развернула плакат с требованиями, готовая держаться насмерть, но начался дождь, и буквы на плакате поползли.
Начались преследования. Всех, кто приходил на этот митинг, мэр стращал и призвал такие мероприятия впредь не посещать:
– Я лишу тебя работы, ты у меня нигде не устроишься, – топал ногами и махал руками. Потом, поняв, что это не очень веский аргумент – в деревне работающих было очень мало, большинство – безработные, придумал другую угрозу – выгоню из деревни.
Вот это он говорил зря – такие разговоры дважды закончились для него синяком под глазом. Поняв, что этот довод скорее принесет ущерб его официальному лицу, нежели пользу, решил отыграться на местном корреспонденте, на первой странице газеты разместившего фотографию митингующих с соответствующими комментариями.
Пресса – дело опасное. И чтобы упредить дальнейшее желание журналистов лезть, куда не просят, мэр сфабриковал дело.
Он пригласил к себе для разговора корреспондента, а пока тот находился у него в кабинете, в пальто журналиста подложили пакет с коноплей. Вызванный из города отряд по борьбе с наркотиками уложил представителя свободной прессы на пол, заковал в наручники и увел.
Народ одно не понял в этой истории – зачем коноплю собирать в карман, если она всю деревню задавила – не знают как от нее в огородах избавиться.
Впрочем, журналиста, подержав немного в темнице, вскоре выпустили на свободу.
С Зоей Кузькин разобрался почти тем же способом. Сфабриковал на нее дело о мошенничестве. Якобы Кобрина попросила у него денег на строительство приюта для нуждающихся собак, а он, как человек сердобольный, не мог отказать, и вдруг узнал, что деньги были потрачены на колбасу.
Первая мысль у народа была: это сколько же он ей дал на нуждающихся, если только на колбасу хватило? Все говорило о мэровой жадности. Пошли слухи, которые меценату очень не понравились, пришлось сходу придумать другую версию и обвинить во взятках, подкинув на восьмое марта шоколадку. Население пребывало в недоумении. Однако понимало: вот если бы Зойка воровала как некоторые, то отделалась бы легким испугом. А за шоколадку сесть придется.
Читать дальше