Олена Притула - Московский пациент

Жалоб не предъявляет. Формирует мотивы поступления: «Я избила учительницу, меня хотят наказать и проверить моё психическое здоровье». Интеллектуально-мнестически сохранна. Фон настроения снижен. Неврологически без очаговой симптоматики. Родители воспитанием ребёнка не занимались с 2х лет. Последний контакт с близкими: с бабушкой 10 лет назад. Живёт и воспитывается в детском доме. Со слов девочки, росла и развивалась без особенностей, болела краснухой, ОРВИ, удаление аденоидов возраст 4х лет, отит среднего уха в 8 лет. Со слов педагога пубертат у девочки протекал с нарушениями поведения. В коллективе проявляет себя агрессивно, конфликтно, цинично.

Диагноз при поступлении: патохарактерологическое развитие личности, психопатоподобное поведение.

В тихом переулке в центре Москвы стоял детский дом. Поток желающих помочь детям, именитых и не очень, граждан, не иссякал. Здание выглядело привлекательным: свежевыкрашенные розовые стены веселили взор, заботливо возделанный сад навевал мысли о приятном отдыхе. Напоминая латунные часы «Полет» на руке консервативного сорокалетнего мужчины, детский дом являл собой образцовое изделие министерства образования. Менеджеры и клерки, идя тихим московским переулком, сквозь неплотный забор видели нарядно одетых, упражнявшихся на спортивных снарядах подростков, среди которых трудно было не обратить внимания на красавицу Катю Тумкину.

Около пяти лет в детский дом ее отвела бабушка, папина мама. Маму Катя не помнила, папу тоже. Почему бабушка так поступила, почему не определила в интернат, где дети не теряют связь с родственниками, Катерина не знала. Ни бабушка, ни персонал не объяснили. В те годы детский дом был не так популярен среди столичных филантропов, истории сиротских судеб было некому рассказывать.

Катя выросла в высокую, ладно сложенную, симпатичную лицом девушку. Если кто-то спросит ее сейчас, как прошли первые дни на новом месте, Катя равнодушно ответит: «Поплакала, потом успокоилась». Поступила она в начале девяностых, росла, бездарно отмеряя время от одних визитеров к другим, от подарка к подарку. В ее зеленых глазах мерцала тревога, природу которой она не могла объяснить. Совсем не хорошие, не светлые мысли терзали маленькое сердечко.

Катя часто представляла, что все, кого она знает, да и она тоже, вдруг умрут, или с ними произойдет непоправимое несчастье: инсульт, авария, после которой они не смогут за собой ухаживать. Эти картины появлялись в Катином воображении в самых ярких, мелких подробностях. Находясь одна, перед сном, она прокручивала их часами, воображая новые детали. Катя переживала их с такой силой, будто они уже произошли. Пугало то, что никого не было жалко. Ни подруг, ни нянечку Веру, у которой останется больная дочка, ни пухлую Наташу Кривошееву, которая так и не увидит лучшей доли – никого. Рядом с фантазиями шла вина. Не сильная, но все же… Вина оттого, что чтобы ни произошло с ее близкими, она ни к кому не испытывает сочувствия, никому не сострадает. Она никого не любит. Откуда приходили мысли? К какому выводу хотели склонить? Почему так сильно, неотступно тревожили ее? Катя не могла с ними справиться, а потому смирилась. Самобичевание стало привычным ежедневным ритуалом, обкрадывало ее.

К шестнадцати годам Катя осознала ужас своих перспектив. Будущее трудоустройство: за прилавком магазина, в окошке киоска, в школьном гардеробе или еще где-то, отзывалось в Катином сознании серо-желтым оттенком. Цвет, чувствовала Катя, лишь ненадолго усилится замужеством, рождением ребенка, затем изменой мужа. Сама она не изменит – ей дело это казалось утомительным, неинтересным, чисто физиологическим.

Жизнь как приключение, наполненная планами и надеждами, все меньше интересовала Катю – мир представлялся банальным, предсказуемым, прогнившим. Поступки людей, если Катю попросить, она с легкостью внесет в две колонки: эгоистичные, совершенные в целях корысти, и эгоистично-бессмысленные, содеянные, чтобы подпитать свою лень.

Все более чуждым, противным становился для нее ее же путь, пока окончательно не отгородился толстой тусклой пленкой. Жилось Кате скучно, но и удобно. Подруги казались ей пустой тратой времени. Как заполнить день, прожить его с радостью, она придумать не могла. Собираясь с девочками, разговаривая о любви, близости, косметике, смотря вечерние сериалы, Катя выполняла обязательный ритуал. Нерастраченная энергия, давая о себе знать, сделала суждения ее резкими, поступки жестокими. Все чаще стала придаваться Катя бездумному критиканству, зорко высматривая промахи, недостатки, смешные черты в окружающих. Склоки, оскорбления, сквернословие – ни один день не проходил без них. Горький корень, разрастаясь, отравлял ядом всех, кто с ним соприкасался.

Читать дальше