Данил Казаков - Девка-матушка

– Поезжай! – с облегчением вздохнула сотрудница и выписала ей направление.

Ольга Ивановна и Яна отнеслись к сообщению Лены с явным недоверием, с затаённой радостью и облегчением. Не верилось, что их Лена, хрупкая и слабая, сможет жить отдельно, отвечать за целый магазин товаров. Всё же такая перспектива казалась заманчивой. Лена держалась уверенно, стремилась, уехать в деревню, и Ольге Ивановне удалось убедить себя, что, её дочь, такая строгая и трудолюбивая, вполне справится с высокой для неё должностью. Послушность и молчаливость дочери она определила более подходящими для данного случая чертами характера, как твёрдость, строгость, уверенность. Отъезд сестры устраивал и Яну, которая сейчас оставалась одна в комнате. Они постарались затушевать свою радость и совесть неопределёнными советами.

– Смотри, там осторожней, поздно не гуляй, пьяным двери не открывай, и хозяйку, как её?

– Аксинья, – подсказала Лена.

– Вот-вот, Аксинью слушайся, да с деньгами осторожней.

– Там не миллионы, – успокоила их Лена, – заплату колхозникам мало платят, они почти один хлеб и берут.

Первые покупатели

Под магазин в Осокино был приспособлен обширный деревенский дом, состоящий из одной большой комнаты с железной печью посредине. К стенам прибиты толстые доски, сделан прилавок, на который поставили весы и положили деревянные счёты. Втроём, с экспедитором и товароведом в одинаковых синих халатах, они вымыли пол, протёрли полки, разложили товар, писали новые ценники. Два дня вешали, считали, писали накладные. Обе они тяжело вздыхали, словно отправляли родственницу в дальний путь, озабоченно напоминали.

– смотри, тут в мешках соль, здесь сахар, не перепутай. Там, в ящике гвозди. Бакалея на нижних полках. Халаты повесь повыше, они красивые, может, кто и купит, хотя вряд ли, но тебе выручка нужна.

Лена тоже казалась озабоченной, хмурила лобик, снова пересчитывала мешки и ящики, тяжко вздыхала. Но, оставшись одна, обвела взглядом полки полные товара, осмотрела ящики, коробки, с крупой, печеньем, карамелью, шоколадными конфетами и душа её наполнилась гордостью. Такое богатство! И она может полностью им распоряжаться! Может примерить любой красивый китайский халат, пройтись в нём по полу – и ничего с товаром не случиться. Может взять любую карамельку – не убудет. Возможность распоряжаться товаром окрылила её. Ей не нужен был ни халат, ни карамелька, радовала лишь сама возможность, пусть временное обладание этим товаром. Лена даже не много пожалела, что сейчас нет дефицита вещей и продуктов, и роль продавца стала не престижной. Не потому ли в самой деревне не нашлось желающих.

Действительность жизни в деревне несколько разочаровала её. Серые бревенчатые избы с пристройками, с сараями, банями, хлевушками, которые иной раз прячутся под черёмухами, беспорядочно, не соблюдая ровной линии, разбросаны вдоль подтаявшей дороги. Деревенские жилища соединены между собой забором, который они называют здесь огородом. Такой забор состоит из тонких жердей, положенных вдоль и скреплённых между собой при помощи пары кольев и гибких прутьев. Огород заканчивался скрипучими воротами, примыкающими к магазину. Вокруг деревни тянутся безликие поля с темнеющими на горизонте не ровными вершинами деревьев. Перед Аксиньиным домом, стоящим с краю деревни протекает узкое озеро, по берегам его густо растёт черёмуха и густой шиповник. У магазина растёт высокая берёза, а вдали у фермы высятся три ёлки. По деревне носятся злые собаки, над полями кружатся птицы, с серого неба сыплет мелкий дождик. Скучно.

Лена посмеивалась над счётами, над железной печкой, которую приходил топить бобыль Тимофей. Все намёки на романтику испарились. Сейчас она боялась обсчитаться, что то пропустить, снова пересчитывала мешки, коробки, ящики. Просматривала бельё, посуду, пару стульев.

Покупатели для Лены все на одно лицо. Все скучные, не приветливые, в серых фуфайках, старых пальто, в резиновых сапогах или в валенках с калошами. На голове серые шали, шапки из кролика или овчины. Молча станут у прилавка и стоят, товар разглядывают. А ещё городские из местных придут и глядят на неё сочувственно, с высока. Вот, мол, мы из деревни убежали, а ты в городе не смогла задержаться – сюда приехала.

– Худющая, – рассуждают между собой пожилые, – такую и на ферму не поставишь, и в огород не больно пошлёшь, и на покосе от неё тоже мало толку. Деревенские жители осуждали Лену за хрупкость, малый рост, и уж, конечно, не мечтали учиться у неё уму – разуму. В деревне ценилась сила, они не любили слабых и маленьких, подозревая под ними болезнь и слабость.