Алексей Студнев - Тихо шепчет сад заброшенный

ТИХО ШЕПЧЕТ САД ЗАБРОШЕННЫЙ

– Ну, все я побежала.

Женька чмокнула меня в щеку. Уже в прихожей крикнула:

– Не забудь, у тебя сегодня издательство и вечером встреча с одноклассниками.

Она всегда была такой собранной, все помнящей, и за все беспокоящейся. Я допивал остывший чай, глядя в замерзшее окно и почесывая небритую щеку. Мысли как-то незаметно улетели туда, в то далекое, светлое и доброе, в котором, как пела Алла Борисовна, «каждый день кино». Точно, кино какое-то, как вчера все было. Я кинул чашку с недопитым чаем в мойку, мыть как всегда лень… Потом. И перебрался в кабинет, единственное место в котором я чувствовал себя уютно. Отогнал все мысли и сосредоточился. Как там было?

Застрял в сосульках увядающий мороз…

Нет, ерунда какая-то.

По переулкам одиноким…

Вот, блин, и переулки, уже были. Не лезет с утра, значит, день пропал.

… – Астраханцев, к доске.

А? Что? Смотрю в окно, никого не трогаю. Чей это мурый с утра рыскает, наверно, Татарина. Вот развел голубей – и мурые, и красные, и каких только нет. А здесь своих два десятка кормить нечем.

– Я не готов, Валентина Ивановна.

– А когда ты, Астраханцев, был готов? Встань, когда с тобой старшие разговаривают. О чем ты думаешь на уроке литературы? Вас что-нибудь интересует в этой жизни?

Про себя: «Да думаю, чей мурый рыщет. А про вашего Онегина…» и уже вслух:

– Онегин Ваш, Валентина Ивановна, был хоть и бабник, но поступил правильно! Нечего было этой Татьяне ему на шею вешаться. А то «Я вам пишу…»

– Замолчи, Астраханцев! Выйди из класса. Ничего их не интересует. «Митрофанушки»! И что из вас вот таких выйдет? Непонятно. Не выйдет из вас героев…

– Подождите, Валентина Ивановна, Вы еще мое творчество проходить будите на своих уроках!

– Иди, иди, Астраханцев, а то сейчас твое последнее творенье на уроке литературы будет изучать Виктор Данилович.

Виктор Данилович – это наш директор школы. Замечательный человек, с большой буквы. Фронтовик, офицер, был ранен. После войны уже институт педагогический закончил. Физмат. Жена у него очень красивая. Зовут ее Нина Сергеевна, говорят, она у него в десятом классе училась, и он ее прямо со школьной скамьи в ЗАГС повел. А потом она тоже физмат закончила, и они к нам в школу приехали.

Был Виктор Данилович строгим, но справедливым. Мы его не боялись, как это зачастую бывает: раз директор, значит, все должны трястись. Он был с каким-то внутренним стержнем, который было видно в его выправке, размеренных твердых движениях, в его походке, в умных внимательных глазах, в манере разговаривать. Кажется, задавая вопросы типа «Как это произошло?», он заранее знал ответ, но лишний раз хотел убедиться в том, что он прав. Прежде чем что-то сказать, он всегда делал паузу, как бы обдумывая. И лишь потом говорил. Говорил он всегда тихо, но твёрдо. Подчеркивая каждое слово. Если он кого-то отчитывал, то делал это, не обижая собеседника, но настолько точно и аргументировано, что было стыдно за содеянное.

Зима, зима. Мне всегда трудно было писать про зиму, да и что про нее можно написать? Ну мороз, ну снег… То ли дело – осень, сколько красок. Палитра невообразимая.

Разбросала осень акварель,

Отражаясь в капельках дождей.

И танцует красок хоровод,

На пустынных сценах площадей.

Зима, зима…

Последний снег лежит

На индевелых крышах.

Ну вот, вроде что-то. Все равно ерунда, нет души у этой зимы, а если нет души, то что тогда описывать? Это как механической китайской игрушке приписывать какие-то не существующие качества. То ли дело старый добрый плюшевый мишка… Блин, опять я не про то.

Тоже, соберутся все однокашники, состряпают добрейшие физиономии. Ну ты где, ну ты как? Как, как. Не как! Вот эта зима не идёт… а сдавать надо завтра, а сегодня предварительный просмотр, а показывать нечего.

– Астраханцев, ты почему не на уроке?

Ну вот, кажется, влип.

– Да я в туалет, Татьяна Дмитриевна.

Это наш завуч, у нее еще мой отец в вечерке учился. В войну была медсестра! Говорят, она кучу раненых из-под огня вынесла. Герой! Отец говорил, что ее все мужики в вечерке боятся, когда ее урок, они не решались даже пива кружечку пропустить.

–У тебя, Астраханцев, что, недержание, что ли? На каждом уроке у тебя туалеты, смотри – позвоню отцу.

– Я быстро, Татьяна Дмитриевна, одна нога тут другая здесь.

– Там.

– Что там?

– Нога другая там.

–А, ну да.

Скорее бы перемена. А то спалишься, не дожив до вечера. А вечером танцы, а танцы, как комсомольское собрание, пропускать нельзя. Так что надо дожить во чтобы то ни стало. Долгожданный звонок, и я спасен! Теперь за школу – на перекур.