Зам. командира полка отдал приказ построить батальон и поставил задачу на движение в район прорыва немецкой обороны. От всего этого у Тарусина осталось ощущение, что он упустил что-то очень важное, но батальон – шел, куда надо, а по ходу движения у него и голова помаленьку заработала, и настроение поднялось.
Поле и обочина проселочной дороги пестрели цветами, воздух был наполнен чересчур мирной, ласкающей истомой, а вдали видны и слышны были частые разрывы снарядов – они неотвратимо приближались к полю боя, и в голове у капитана Тарусина все больше свербила мысль, что сегодня произойдет что-то предельно страшное. «Так ли я все делаю? – спрашивал он себя, – Не пора ли останавливать батальон и разворачиваться к бою?»
На марше связи со штабом полка у него не было, и поэтому чувствовал себя Тарусин забытым начальством.
Батальоном он командовал пятый месяц, воевал второй год, обычно чувствовал себя уверенно, знал, что ему делать, а тут – что-то всё не так пошло с самого утра.
– Батальон! Сто-ой! Привал! – подал он команду, и связному: – Командиров рот ко мне!
По колонне понеслись дублирующие команды и через несколько секунд строй батальона рассыпался – сотни людей одновременно повались на обочины.
Сережа Кисляков, одуревший от жары и усталости, команды «Стой!» не услышал, и уткнулся было каской в мокрую спину шедшего вперед и бойца. Винтовка казалась с пуд, да и кроме нее амуниции было столько, что не каждый ишак унесет, ремни натерли тело до жжения, а в горле пересохло так, что слюну было и не проглотить, такая она была густая и горькая.
Заструились дымки самокруток, но Сережа свою сворачивать не стал: неохота было доставать кисет. Вообще не хотелось шевелиться. Даже руку протянуть до фляжки было тяжело. Как откинулся на спину, так и смотрел в ярко голубое небо с редко плывущими в нем словно разорванными взрывами снарядов хлопьями облачков, смотрел и думал: «Как бы угадать, убьют меня сегодня или поживу еще…».
– Кисляков! – подсел к Сереже командир взвода, младший лейтенант Ворошилов. – Ты в атаке держись Овчинникова, и ты, дядя Вася, поглядывай за ним.
– Хороший у нас лейтенант, ладный, – уважительно сказал дядя Вася, когда взводный отошел к другой группе бойцов, – Не то, что до него был зимой. Поглядели бы вы на него, ребятки – померли бы со смеху: до чего себя человек может довести. Никакой аккуратности не соблюдал – всё на нём, как на коле висело, всё грязное, будто его специально по дороге катали. Портянки сжег, валенки спалил, в шинели сзади дыра была – с голову. Сапоги – и то сжег, всё ему у костра было холодно, вот и сунул, спящий, в самый огонь. Нашли ему другие валенки – так и щеголял в них в самую распутицу. Ладно хоть ранило бедолагу, да и то – долго продержался, почти месяц. А этот – подходящий, как кадровый. Даром, что недавно из училища. Восьмой на моей памяти взводный…
– Ворошилов, – лениво протянул кто-то из лежавших бойцов, – А маршала ему не видать. Не бывало в истории, чтобы два человека с одной фамилией маршалами стали.
– Оно, конечно, маршалом ему, может, и не бывать, – сказал дядя Вася, – Потому как никто не знает, какая у кого судьба. Может быть, сегодня и похороним его, но человек он хороший и дело свое, как взводный, знает. Фамилию не посрамит.
Сережа Кисляков не один раз слышал от их взводного, чтобы он держался поближе к дяде Васе, заметил, что он всех молодых так во взводе распределяет, чтобы «старички» опекали по мере сил и возможностей. С дядей Васей Овчинниковым он и подружился за этот месяц, ощущал его порой, как отца родного. Таких, как дядя Вася, в роте, да и в батальоне было раз-два, и обчелся, и держать их надо бы как золотой фонд, подальше от огня, где-нибудь при лошадках, при кухонках. Да, видно, места эти были заняты теми, кто половчее.
Родом дядя Вася был из Горьковской области, говорил на «о» – «постой», «погоди», «однако. Не торопясь, с выражением, как сказала бы их учительница литературы в школе.
Еще в мае ранило, был случай, повара. Зовут Овчинникова дядю Васю: «Сможешь временно?» – «Могу. Бывало, на покосе и всё сами варили».
Для ремонта амуниции кожа потребовалась сыромятная – где взять? Опять к нему. – «Могу. Бывало, дома кожу и всё сами выделывали». Расковалась лошадь в батальонном хозяйстве – где мастера найти? – « Могу и это. Дома, бывало, и всё сами ковали». Для кухни понадобились вёдра, тазы, печки – где взять, из тыла не дождешься, – «Сможешь, дядя Вася?» – «Могу, бывало, дома железные печки и трубы сами делали». Зимой еще – лыжи понадобились, а где взять их на фронте? – «Могу. Дома об эту пору на медведя ходили, так лыжи всегда делали сами». У ротного часы карманные встали – опять к дяде Васе. – « Могу и часы, только надо хорошо посмотреть».
Читать дальше