Вадим Векслер - Ухо Москвы

Гусева (испуганно):

– Стоп, стоп! На этом месте я вынуждена ограничить поток вашей бурной фантазии, нам ещё работать в эфире…

Желтковский (примирительно поднимая руки):

– Понимаю, понимаю, хотя фантазии здесь мало, просто интерпретация фактов, основная работа политолога в опале. В любом случае место убийства показательно: так кошка приносит хозяину на кровать убитую мышь, чтобы продемонстрировать лояльность вождю, лидеру стаи.

Гусева:

– Очень мрачную картину вы набросали такими жирными мазками. И что же со всем этим делать?

Желтковский (хитрой улыбочкой демонстрируя ямочки на упитанных щеках):

– Есть одна гениальная мысль, я не хочу приписывать ее себе, но буду совсем не против, если вы так и подумаете, так вот: Владиморт не человек, Владиморт – символ. А символ не может быть в чем-то виноват, символ не может ошибаться. Более того, символ не может быть избран, или переизбран, или, сейчас скажу самое страшное и кощунственное, – НЕ избран. Поэтому института выборов как такового в нашей стране не существует. И, будучи мирными законопослушными гражданами, мы не можем призывать к насильственному противодействию власти, поэтому сделать что-либо со сложившейся политической системой по сути нельзя. Если только….

Гусева (оживленно):

– Если только?

Желтковский:

– Не появится герой с небольшим симпатичным шрамом на лице от зеленки с кислотой …

Гусева:

– Шрам в виде молнии?

Желтковский:

– Вполне возможно. Только он знает, где спрятана смерть Кощея, простите, крестраж Владиморта. И лишь он настолько бесстрашен, что может пойти в открытый бой с диктатором и тираном.

Гусева:

– А что же сам угнетенный народ?

Желтковский (разводя руки):

– А народ, как всегда, безмолвствует…

Гусева:

– Даже когда последователей героя избивают, в том числе и металлическими предметами, по всей стране?

Желтковский:

– Хорошо и то, что свободолюбивые люди вообще объединились хоть в какое-то подобие организации, и, заметьте – по всей стране.

Гусева (ожесточенно и напористо):

– Да, и теперь их жестоко избивают. Что это – заказ Кремля? Садистский, бесчеловечный план, спущенный из центра?

Желтковский:

– Не думаю, что это какой-то единый, продуманный план. Как сказал один мой коллега, это не многоходовка, а многоножка, одна нога которой не знает, что делает другая. Внешнему наблюдателю может показаться, что все действия согласованы и координируются из единого центра. Вертикаль власти, как добротный осиновый кол, умасленный кровью и иными человеческими выделениями, насадила на себя всех. И они теперь как куклы только открывают рот, а мы на самом деле слышим голос чревовещателя из Кремля. Но в данном случае пресловутые перегибы на местах злят центр посильнее даже, чем взволнованную общественность.

Гусева:

– И что, стоит ожидать какую-то официальную реакцию центральной власти?

Желтковский:

– Да, но не то, что вы думаете. Если и будут наказывать, то опять кого-нибудь наугад выдернут из бесправного народа. Чтобы показать, у кого рычаги репрессий. А местные власти втихую пожурят под ковром да и наградят переводом на другую должность. А последователей героя Невольного так и будут ломать арматурными прутами и водопроводными трубами.

Гусева:

– На этой мрачной, пессимистичной ноте мы вынуждены заканчивать нашу передачу. Эфир продолжит программа «Кульминация» с Матвеем Гуляйпольским.

«Ухо Москвы». Мы слышим самый тихий шепот.

Новости.

По сведениям Министерства обороны только за последний месяц российской авиацией в Сирии были уничтожены 80 000 террористов, 16 000 командных штабов, 800 бригадных генералов, 40 лидеров ИГИЛ (запрещенная в России организация), 20 джиннов и 10 джаггернаутов. Это ровно на 8 джаггернаутов больше, чем в предыдущем месяце.

Римский папа в своих покоях с первой попытки поймал двух покемонов. Монстры были крещены и получили имена Петра и Павла.

Программа «Кульминация». Моменты наивысшего напряжения!

Гуляйпольский:

– Извините, я немного опоздал…

Петрушкин:

– Мы вам не могли дозвониться!

Гуляйпольский (беззаботно):

– У меня старенькая Моторола, она плохо работает в лифтах.

Маковкин:

– Не понял?!

Петрушкин:

– Что за намеки?

Гуляйпольский (небрежно отмахиваясь):