Эмиль Гермер - Лоскутки детства

Дело в том, что за годы, миновавшие с того самого подъема на парашютную вышку… Да что там годы – за пару десятков лет, прошедших с тех пор, моя «высотная проблема» все еще оставалась при мне. И никакого способа избавиться от нее так, чтобы без риска для жизни или здоровья, не просматривалось. Но тут вдруг подфартило – через профком учебного института (ныне университета), где я трудился с.н. с-ом, удалось достать льготный абонемент в бассейн института физкультуры имени Лесгафта, что на улице Декабристов. Уже на первом занятии я понял – вот он мой шанс. Или сейчас, или никогда!

Трехметровая вышка имела подкидную доску, выдвинутую вглубь бассейна метра на полтора. С нее и полагалось прыгать. Комичное и жалкое зрелище я наверно представлял собой: набравшись духу, подходил к краю вышки и, вцепившись в боковой поручень, этак «непринужденно» озирался вокруг, пропуская на подкидную доску желающих прыгнуть. Всем своим видом показывая, что прыгать вовсе и не собираюсь – просто отсюда лучше наблюдать за прыжками других. Вряд ли кого могли обмануть эти мои жалкие попытки закамуфлировать трусость под любознательность. Я это понимал, и с помощью немалых волевых усилий данный «предпрыжковый» этап мне удалось сократить до минимума.

Наконец, настал день, когда я встал-таки на подкидную доску и заставил себя подойти к ее краю, чуть-чуть покачался, пружиня колени, как опытный прыгун… Тут можно провести аналогию с начинающим парашютистом, оказавшимся при первом прыжке перед открытой дверью самолета, – назад возврата нет. За неимением инструктора, дающего в таких случаях пинок в зад наиболее нерешительным, мне пришлось как бы дать такой пинок самому себе.

Сваливаясь с вышки, я желал только одного – не умереть в полете от разрыва сердца! Ничего, обошлось. Разве что кожу сильно саднило в том месте, которым приводнился.

Ободренный своим «выдающимся достижением», я заставил себя опять влезть на вышку. Второй прыжок хоть чуть-чуть, может быть совсем немного, но все же было совершить легче, чем первый. Ну, и пошло-поехало… Скоро мой стиль стал все больше и больше походить на фирменный прыжок «солдатиком», затем последовал спад прямым корпусом с вытянутыми вверх руками… И, наконец, прыжки «ласточкой» – вершина моих достижений.

Потом в той же последовательности осваивалась пятиметровая вышка. А вот на десятиметровой я смог только стоять на краю, крепко держась за поручень – на большее духу так и не хватило.

Тем не менее, основная цель была достигнута – летом, на природе я убедился, что высотобоязнь наконец-то отпустила меня, причем вроде бы окончательно и бесповоротно.

Кстати, в бассейне, с чувством немалого удовлетворения, я смог убедиться, что высоты боятся почти все – правда, в разной степени.

Закончу этот сюжет одной странной небольшой историей, которую рассказал мне Виктор Павлович.

Как-то в бассейн привели группу летчиков – в числе прочих спортивных нормативов от них требовалось выполнить прыжок в воду с вышки. Причем достаточно было прыжка и с трехметровой, а от самого прыжка требовался только факт его осуществления, и не более того. Виктор Павлович, в общем-то повидавший много разных «прыгунов», был поражен, видя как эти здоровые молодые мужики, летающие на высотах в тысячи метров, мобилизовав всю силу воли, с дрожью в коленках выходили на подкидную доску. Выпучив от страха и напряжения воли глаза, судорожно сглотнув, они рушились с высоты всего трех метров стилем «падающего куля». Выныривая, они с радостными лицами, что остались живы, растерянно суетились в воде, в первый момент не соображая куда плыть к бортику.

Эта историйка добавила еще несколько капель бальзама на мое больное самолюбие, которое столько лет страдало от неполноценности, стоившей мне таких переживаний.

…Так что теперь пройти по канату между двумя небоскребами… я, пожалуй, еще не решусь, но прогуляться по краю глубокого обрыва, или по доске перебежать пару метров над трех-четырех метровой высотой, не потеряв сознания, – это пожалуйста. Это хоть сейчас!

– Ах, ну что это такое, в самом деле…! Что за безобразие! Стучаться надо!.. – собиралась возмущенно воскликнуть наша молодая (хотя, пожалуй, уже не очень) соседка, стоя голая в ванне. Затем по ее сценарию она протянет руку и захлопнет дверь, оставленную ею незапертой как бы по «естественной девичьей рассеянности». За те пару секунд, что потребуются на произнесение этих «реплик», молодой, и, как тогда говорили, свободный сосед, делавший в это время «мокрую уборку» в своей комнатушке (которому по ее расчетам вот-вот должна была потребоваться вода), должен был успеть увидеть, оценить и навечно запечатлеть в своей памяти во всей их красоте и цельности, ее женские прелести. Предполагалось, что позднее, лежа руки за голову и с папиросой во рту на своем продавленном диване, он будет мучиться любовной тоской, вспоминая эти самые прелести. И наконец-то перейдет к более активным, и, главное, конкретным действиям.