Зинаида Лозинг - Билет в детство

Вечер. Лежу на сеновале. Мама доит корову Зорьку, отец прибирает в сарае. С танцплощадки поселка доносится музыка. Отчетливо слышу слова песни «Куба, любовь моя!». Слово «Куба» мне очень нравится, начинаю повторять: «Куба, любовь моя!». Песня манит каким-то новым ощущением, хочется встать и куда-то бежать. Съезжаю на попе с сеновала, но мама забирает меня домой – пора ложиться спать.

Семья в гостях в Краснотурьинске у друзей родителей. Мы с братом и еще с двумя детьми катаемся на санках с крутой горки. Михаил наезжает на мои санки и ломает мне мизинец на левой руке. Я громко реву. Он уговаривает меня не говорить родителям о происшествии. Вечером дома мне становится хуже, с ревом рассказываю маме про палец. Ведут к врачу, накладывают шов и тугую повязку. Михаил обижен – не разговаривает. А палец мой так и остался калекой – не сгибается до сих пор.

Я ночую у бабушки. Она ходит по своему небольшому домику и крестит все окна на ночь, шепча себе под нос молитву.

Мне страшно, забиваюсь под толстое одеяло и представляю себя камнем – камень никто не тронет. К камням у меня в детстве было какое-то особое отношение. Могла долго их рассматривать, просто гладить, даже коллекционировала разные камушки. Гуляя и встречая на дороге одиноко валяющийся камень, обязательно его поднимала и находила для него «друга» или «семью».

Вечером сидим с бабушкой за столом. Она прядет пряжу на своей старенькой деревянной прялке, а я ей читаю «Судьбу человека» Шолохова. Плачем вместе. Плачу навзрыд, паузы между чтением большие, часть слов бабушка не разбирает и просит меня повторять заново…

Утро. Просыпаюсь от тошноты и сильной головной боли. Начинается рвота. Чувствую себя очень плохо. Вся семья угорела – рано закрыли заслонку в печи. Все болеют целый день. К вечеру всем становится лучше.

«Свинка» – паротит, болезнь, которая нам, детям, доставляла радость, потому что отец приносил сгущенное молоко и даже мандарины. Нравилось лечиться лампой, от которой шел синий свет. О тяжелом последствии этой болезни никто из нас не догадывался.

Пришла на работу к отцу. Он с бригадой строит кому-то дом. Пахнет деревом и свежей стружкой. Несколько колечек стружечки висят в кудрях отца. За ухом у него лежит химический карандаш. Отец самый красивый и веселый. Я его люблю и горжусь им.

Мама закончила доить корову Зорьку, перелила молоко в глиняные кувшины, дала корм домашней скотине (корове, теленку, поросенку, курам), а отца все нет с работы.

Мама берет меня за руку, и мы идем на площадь поселка, где находится пивная. Отец сидит с друзьями. Все веселые, а дым от папирос стоит такой, что хоть топор вешай, все громко о чем-то разговаривают, спорят. Отец видит нас, расплывается в улыбке, но мама, не говоря ни слова, разворачивается и выходит из пивной. На площади отец нас догоняет.

Мы идем домой. Родители не разговаривают. Мне хочется плакать, но я креплюсь. Дома вижу у мамы слезы, начинаю рыдать навзрыд. Отец хочет взять меня на руки, но я не иду к нему. Он – чужой!

1 Мая. На площади поселка демонстрация прошла очень быстро, но народ не расходится. Все возбуждены. Мы с Михаилом ждем, когда уже отец наговорится с каким-то человеком и купит обещанное мороженое!

Наконец, мы уплетаем мороженое из бумажных стаканчиков специальными деревянными палочками. Мороженое тает во рту, оставляя приятную прохладу. Спорим с братом, кто может больше съесть стаканчиков мороженого. Я уверяю, что могла бы съесть таких стаканчиков штук сто. Михаил готов съесть все мороженое, которое сейчас продает продавец. Отец покупает нам еще по одному мороженому, и мы счастливые и довольные идем домой.

Пришла в гости к друзьям – многодетной семье Комзоловых. В доме все просто: деревянные скамьи, большущий деревянный стол, вместо кроватей полати. Под потолком висят прутья. Узнаю, что эти прутья – розги – используются для наказания детей. Я в шоке: нас никто никогда и ни за что дома не бьет!

Лежу на пологой деревянной крыше дома Комзоловых, на которую свисает черемуха с большими спелыми ягодами. Читаю «Трех мушкетеров» Дюма и поедаю черемуху. Наедаюсь ею до оскомины так, что языком трудно шевелить. До сих пор у меня «Три мушкетера» ассоциируются с черемухой.

Я за мальчишками залажу на крышу соседского дома. Лезу с трудом, но не отступаю – братья подбадривают. Спускаться страшно! Все уже на земле и кричат, чтобы я спускалась. У меня отказывают ноги от страха, не понимаю, как сюда залезла! Кто-то стал кричать, чтобы я прыгнула с крыши на грядку – низко. Набираюсь храбрости, закрываю глаза и прыгаю. Очнулась на земле, а вокруг стоят ребята, кто-то поливает на меня воду, другой проверяет мои кости… Цела! Какое счастье – я жива!