Марина Батицкая - В одиночестве…

Неужели торт со свечами и сервировка на шестерых всего лишь издевка? Но за что? Голова просто шла кругом. Мне хотелось знать, почему дорогие мне люди поступили так со мной? Почему Стас не пресек их безжалостный замысел, да еще и согласился в нем участвовать?

Постепенно отчаяние и растерянность сменились огромной злостью на тех, кто оставил меня в одиночестве.

Погрузившись в свои размышления, я неожиданно вспомнила – сегодня воскресенье, а значит скоро должны были приехать другие постояльцы. Вдохновленная возможностью сегодня же вернуться домой я поднялась с лестницы и даже решила позавтракать, ведь я сутки почти ничего не ела.

Я вошла на кухню: на столе по-прежнему стоял торт, который я вчера забыла убрать в холодильник. Еле сдержавшись, чтобы не швырнуть торт в стену, я выкинула его в мусорное ведро. После чего приготовила себе омлет и налила стакан апельсинового сока. Обедать в столовой мне не хотелось, и я, уложив все на поднос, вернулась в гостиную.

Закончив свою одинокую трапезу, я отнесла посуду на кухню и поднялась в спальню, собирать свои вещи с полной уверенностью, что сегодня покину этот дом!

Каково было мое удивление, когда я обнаружила, что вещей Стаса тоже нет. Поразительно что я вчера не заметила их отсутствия. За такие шутки можно ведь и развестись. Интересно, он об этом не подумал? Но как ни странно я почувствовала облегчение, по крайней мере теперь о них можно было не беспокоиться. Сейчас следовало позаботиться о себе, а дома я с ними разберусь.

Я приняла душ, после чего достала все свои вещи из шифоньера и неторопливо уложила их в дорожную сумку. Осмотрев напоследок комнату – не забыла ли я чего, я вышла и спокойно спустилась на первый этаж.

В ожидании приезда новых гостей я воображала, как войду в свою уютную квартирку и посмотрю в глаза Стасу; мысленно вела с ним диалог, пытаясь угадать что он придумает в свое оправдание.

Я сидела на диване прижав колени к груди, и каждую минуту оборачивалась на часы, висевшие позади меня на стене. Складывалось впечатление, что время тоже смеется надо мной и отказывается приближать час моего освобождения.

В конце концов спина онемела от неподвижности, я прилегла и стала рассматривать потолок, в центре которого висела огромная хрустальная люстра, переливающаяся сотнями оттенков в ответ на игру с ней солнечных лучей.

Когда часы пробили два, в душ еродилась тревога и я стала периодически подходить к огромному окну в надежде увидеть хоть кого-то.

В эти минуты я чувствовала себя смотрителем маяка, который вглядывается уставшими глазами в морскую даль, сливающуюся с горизонтом, пытаясь разглядеть очертания проплывающего корабля. К сожалению, пейзаж за моим окном не менялся.

Я стала вспоминать, как мы с мужем поженились и улыбнулась своим мыслям. Мы были знакомы всего пару месяцев до того, как подали заявление в ЗАГС, никому ничего не сообщив. Тогда нам было по 28 лет, вроде бы не юные влюбленные, но чувства с такой силой накрывали нас, что мы были полны решимости прожить долгую счастливую жизнь вместе. Не знаю, как нам пришло такое в голову, но мы праздновали свадьбу только вдвоем, на берегу моря. Это был наш день во всех смыслах.

Помню, когда мы вернулись и сообщили друзьям и родственникам о том, что поженились, многие обиделись, другие посчитали сумасшедшими, а третьи просто искренне радовались за нас.

Сейчас, вспомнив об этом, мне кажется, что оставить меня одну в день моего рождения – глупая месть тех, кого мы не пригласили на свадьбу. Конечно, это звучало смешно, но мало ли что творится у них в голове, а Стас всегда любил дурацкие розыгрыши. «Ну ничего, я их так потом разыграю, мало не покажется!» – подумала я.

Печально, что в горах так быстро темнеет. Я давно перестала бояться темноты как таковой, но все же она до сих пор пугает меня неизвестностью и наводит тоску. Утро всегда вселяет надежду и дарит возможность что-то изменить. Ночь же безжалостно ее отбирает, не оставляя ничего, кроме пустоты. С восходом солнца ты рождаешься, с заходом – умираешь, как и все вокруг. Цикл повторяется из раза в раз, изо дня в день, до тех пор, пока ты не умрешь окончательно, не сумев однажды открыть глаза.

Когда ночь разлилась повсюду густой угольной пеной, бросив мне в лицо очевидность: никто не приехал и, наверное, уже не приедет в ближайшие дни – слово «никогда» я давно исключила из лексикона, как самое глупое и бессмысленное – мне стало невыносимо тошно. Внутрь ворвался ледяной ветер и страх безысходности.