Александр Ступин - Одинокий. Рассказы

– Да так же.

– Удивлён. Я думал, будете отрицать.

– За кого вы меня принимаете? Я ведь – предприниматель, не политик, не чиновник…

– Знаете. Я – хоть и чиновник, но я больше эксперт, чем столоначальник.

Шнайдер подошёл к Анатолию Дмитриевичу и протянул ему руку. Обернувшись, попросил переводчицу перевести:

– Вы – смелый человек. В России, действительно, меняются люди. Не ожидал, признаюсь, не ожидал. У нас про Россию говорят в СМИ больше негативно: коррупция, режим, обман. Я мало этому верил. Пресса – бизнес, кто платит…

– Тот и танцует девушку…

– Не понимаю. «Кто платит, тот девушку…

– У нас так говорят. Поговорка: «Кто платит, тот и танцует девушку.»

– Ха-ха-ха, надо запомнить. Хорошо. Если в России есть такие люди, и немаловажно, что в администрации президента к таким людям относятся лояльно, то Россия далеко пойдёт…

Представитель администрации президента широко улыбался и поднимал большой палец руки: «Молодец!»

– Он смеётся и думает также стандартно, как все политики, – попытался пошутить Шнайдер.

– От вас, Отто, не спрячешься. Только ведь и у вас шаблонное мышление о чиновниках, политиках. У нас ведь – ничего лишнего, только функция. Не задумывались о вреде такого подхода? Вот вам образец нового подхода к управлению.

Он переключил наше внимание на свои проблемы. Приди он в стандартной привычной одежде с портфелем и печатью озабоченности, стали бы его слушать? Нет. Отправили бы к губернатору в приёмные часы. А так, мы уже час с ним говорим и озаботились проблемой района. Серьезно настолько, что продумываем, как обойти острые углы. Труд чиновника иной раз напоминает труд бурлака.

– Бурлака? Я не понимаю. Это кто?

– В позапрошлом столетии по Волге, слышали о такой реке в России, ходили баржи. Так вот, поскольку двигатели паровые были дорогие, баржи таскали ватаги, группы людей. Они шли по берегу и за канаты тащили баржу против течения.

– О, это очень тяжело. Рабский труд.

– Тяжело, но не рабский. Там свои истории были. Всё за деньги, не бесплатно. Так вот, была такая история, подрядился в ватагу известный русский писатель Гиляровский. Был он нормально одет, хорошие новые сапоги, костюм. Его переодели так, как одевались все бурлаки: легкая одежда, а на ногах – лапти. Гиляровский расстроился вначале, что потерял сапоги. Но потом оценил: в сапогах по песку и камням он бы далеко не ушёл. А вот в такой обуви, как у Анатолия Дмитриевича, сотни километров прошагал.

– Ну что, Анатолий Дмитриевич, пойдёте к нам в ватагу бурлаком? Я всё согласую. Вы ближе нас всех к этому месту, знаете проблемы. Будете курировать стройку, а губернатора мы от этой ноши освободим. Он и так стонет, у него проблем в области нерешённых хоть отбавляй. Согласны?

Губернатор попытался изобразить на лице облегчение, радость, но лицевые мышцы его не слушались, он что-то промямлил, стоял красный и растерянный. Даже глаза, глаза были пусты. В них не было ничего прежнего: гнева, печали, ярости. Пустота. Убили на месте. Только упасть и закрыть их. Руки разбросать по сторонам, ноги протянуть, вздохнуть несколько раз и прошептать: «Убили, сволочи, за что?»

– А я соглашусь. Возьму и соглашусь, потому что чувствую: смогу. И спасибо, что предложили. Низкий вам поклон. За своих я постою. Буду тянуть лямку бурлацкую, – Анатолий Дмитриевич поклонился и отошёл в сторону. Он не верил в случившееся. Наваждение. К губернатору он даже поворачиваться боялся: чувствовал, останься они один на один, поубивали бы друг друга. Губернатор – тот ещё кабан, и ростом повыше, и пошире мордой и пузом.

Разъезжались. Глава района махал сердечно всем рукой, только что слезу не пустил. Трогательное прощание. Потом он стоял у машины и смотрел на стройку. Не верил.

«Главное, не сорваться. Деньжищи тут крутятся… Не выдержу, и, как минимум, лет на десять упекут. Кто за меня, сироту, заступится? Кремлёвские мальчики тут, конечно, копытом будут бить, идейки подкидывать, субподрядишки разные.

Хрен вам. Что важнее, лишний миллион, хотя, когда он лишний бывает, или политическая карьера? Появился выбор. Выбор. Как бы не ошибиться. Стать популистом, народным героем можно. А потом ходить на митинги с теми бывшими, кто когда-то лопухнулся… Как, как? Крутиться. Но ведь интереснее, чем у деревенских сотки тырить. Масштаб другой!

А что-то я забыл совсем про свою главную проблему. Где банник? Я ведь у него, как заложник. Заложник. Нужно найти на него управу. Кто, кто, кто…? Синод наш? Архиепископ может подсказать. Начну с него.»