Маруся Светлова - Великая Женская Любовь (сборник)

И почувствовала, что это выше ее сил. Что все это действительно нужно прекратить. И хоть решение это далось ей нелегко, она приняла его. И в длинном, полном чувств, любви и сожаления письме она объяснила ему все, написала обо всем так страстно, так взволнованно – как не может больше врать и скрывать их отношения от дочери и быть подлой, – и он с ее решением согласился.

И когда все было завершено, она подумала, что закончился самый прекрасный и самый тяжелый период ее жизни. Можно больше ничего не скрывать и не предавать свою дочь, можно быть с ней открытой, можно быть той любящей мамой, которой она была раньше. И только после этого подумала: «А что же мне делать с этими письмами?»

Письма были реальным свидетельством ее греха, предательства – ее любви. Она не могла их оставить:

сделать это – значит оставить все эти воспоминания, эту боль. А значит – продолжать предавать дочь. Письма нужно было уничтожить – это она понимала. Но сделать не могла.

Уничтожить его письма?! Письма, каждое из которых она перечитывала сотни раз, от которых так билось сердце и шумело в висках?! Это огромное количество нежности, страсти, эти слова, эти чувства – и уничтожить? Нет!

И она откладывала это решение, оправдываясь перед собой, что еще не время, что еще пусть пока полежат. И спрятала их далеко, глубоко, чтобы дочь не нашла. А сама мучилась, что свидетельство ее подлости и греха перед дочерью – остается в их доме.

Так было до того дня, когда они с Иришкой затеяли небольшую перестановку в комнате. И она судорожно думала: куда убрать пакет с письмами, чтобы дочь его не нашла. И это ощущение, уже знакомое и такое неприятное – собственной нечестности, нечистоты – подвигло ее к окончательному решению. Этому действительно надо положить конец. Письма надо просто уничтожить. И она решила сделать это – сжечь их, чтобы они не попали в руки никому. И в воскресенье она отправила дочь на дачу, объяснив, что ей надо закончить одно важное дело, после чего она тоже к ней приедет. А сама приступила к этой окончательной, заключительной операции по завершению ее последней любви…

…Она сидела на полу, рядом с детским ведерком дочери, смотрела на разложенные у ведерка письма и понимала: нет, она не готова их уничтожить. Не может она этого сделать.

Она поднималась, складывала письма в пакет, прятала его глубоко на дно сумки, подходила к дверям квартиры и понимала: ну не может с ними выйти, не может все это продолжать дальше. И возвращалась в комнату, садилась на пол, доставала письма, смотрела на них и думала: что же ей с ними делать? Уничтожить их не было сил. И тогда она решила:

– Я просто выброшу их. Выброшу и поставлю на этом точку.

Но тут же представила, как эти выброшенные письма где-то на свалке читают грязные, оборванные бомжи…

И она опять укладывала их в пакет, прятала на верхней полке шкафа, говоря себе:

– Пусть еще полежат, я потом…

И понимала: она просто больше не может быть нечестной перед дочерью! Пока эти письма существуют – она будет возвращаться к ним, вчитываться в эти строчки, вдыхать их запах. И он будет все время стоять между ними… И мука и предательство продолжатся.

Сколько раз она пыталась выйти из квартиры, полная решимости выбросить письма? Много. Много раз она поднималась – и возвращалась. И подумала: «Дело не в письмах, не от них я не могу отказаться. Я не могу отказаться от любви, потому и письма эти – плод их любви – не хочу отпускать, как не хочу отпускать любовь».

И она спросила себя:

– Что делать мне с этой любовью, которая закончилась?

И вдруг поняла, что ей надо просто признать, надо смириться с тем, что любовь закончилась. И сказать себе: «Я становлюсь мамой. Я возвращаюсь к дочери…»

И она посмотрела на письма, в последний раз – прощаясь с ними, трогая, гладя их конверты, вспоминая, что было в них.

Вот в этом – он сказал ей:

«Я такой женщины, как ты, никогда не встречал и никогда не встречу. Ты – единственная…»

А она потом в ответном письме писала грустно – что молодой он еще мальчик и что женщин еще всяких встретит. А он потом сердился, целое письмо ей написал о том, что она – единственная…

В этом письме – она погладила его, вспоминая об этом, – писал он об их ночи и как после этой ночи спать не мог без нее, все во сне ее искал.

А в этом письме были мечты его: «А давай рванем вдвоем на недельку в отпуск, я буду любить тебя на песке, в море…» И она, читая эти строки, и хотела, чтобы любил он ее везде, всю жизнь, и знала – не будет этого. Этого никогда не будет. Потому что есть Иришка.