Елена Ликанова - Я тебя никогда не покину

«Подожди, подожди, – прервала я лесовичка, – ты же сказал, что ты марсианин, и что как приземлился, так никуда с этого пенька не трогался за всю жизнь, откуда же у тебя друг в Японии?» «Да, верно, откуда?» – задумался лесовичок. «А-а-а! – хлопнул он себя радостно по лбу, – так про марсианина это я тебе, девонька, наврал. Ну, какой из меня марсианин, посуди сама?» «Это уж точно», – согласилась я. «А с японцем я познакомился на метафизическом уровне, без личного контакта, проще говоря – телепатически. И он мне рассказал притчу. Про себя». «Как же это он мог про себя рассказать притчу? – не унималась я, – притчи рассказывают про других, а не про себя, а про себя – это автобиография». «Какая же ты бестолковая, всё-таки, давненько я таких не встречал! Я же тебе ясно сказал – он рассказывал притчу про себя, в уме, то есть, а я её телепатическим путём слушал». «Ладно, допустим, это так, о чём притча-то?» «Не о чём, а о ком – о другом японце, которого звали Синапури.

Жил был один японец по имени Синапури…»

Лесовичок умолк. На сей раз – очень надолго. Наконец, я не выдержала: «Что же дальше-то было с этим японцем, расскажи?!» «М-да-а-а-а, – возмущённо засопел лесовичок, – как вас жизнь-то городская пообтесала – никакой чуткости к японскому искусству. Это же и есть вся притча, полностью». «Ну, что ж, – говорю я, уже почти не удивляясь ничему, – вполне, так сказать, в японском стиле – коротко и ёмко». Мне хотелось отблагодарить лесовичка за столь содержательный рассказ, но я ничего не могла вспомнить подходящего. Ещё раз пошарила в карманах и, вдруг, нащупала какой-то листок. Достала и вижу, что это листок из дневника моей бабушки. Видно, случайно выпал, когда я выкладывала дневник из кармана. Лесовичок по-прежнему молчал, поэтому я сказал: «У меня тут есть один листок бабушкиных воспоминаний. Хочешь, прочту?»

Лесовичок мрачно кинул и поскрёб пальцами ног по пеньку. Всё ещё продолжал дуться за мою непонятливость. Я сделала вид, что не замечаю его настроений и прочла:

«Маня. Мои воспоминания.

Маня родилась в очень бедной семье. Мать и отец работали по найму на текстильной фабрике.

Мама вышивала вручную, а отец – на тамбурной машине.

На фабрике они и познакомились. Их поженили по сватовству. Долго у них не было детей. И они просили Бога, чтобы он послал им ребёнка. Вот и родилась у них дочка, которую назвали Маня. Она была крохотная и голубоглазая. Родители её очень любили, души в ней не чаяли. Жили они все в очень ветхом деревянном домике, а потом переехали в подвал небольшого кирпичного дома. Там с ними стала жить ещё и собачка маленькая – Жучка, привязавшаяся к ним по дороге при переезде из деревянного домика в кирпичный. И, вообще, всё у них было маленькое – маленькая кухонка с маленьким столиком, маленькая печка и маленькая кроватка, в которой спала маленькая Маня.

За окном моросил мелкий дождик…»

Я остановилась, потому что на этом запись обрывалась. Робко взглянув на лесовичка, я увидела, что он сидит всё в той же позе, как и в начале чтения, только ещё больше насупился. «Если вы так живёте, то где же у вас приткнуться порядочному домовому? Для него и места-то нет», – произнёс он, наконец, неуверенно. «Ой, да что ты! – бросилась я его успокаивать, – Это ж когда было? Очень давно. Теперь всё иначе. У меня, например, своя комната есть, с диванчиком. А хочешь, я тебе её покажу? Пойдём, пойдём со мной в город, я тебе покажу, как мы живём, какие у нас дома красивые, улицы. Пойдём, а?»

«Не знаю, – засомневался лесовичок, – не верю я, что какие-то там кривулицы лучше моего леса могут быть. И чего я у вас в городе не видел?» «Клюквы! – раздался вдруг пронзительный визг откуда-то со стороны болотца, – Хочу клюквы!» «Что это?» – спросила я испуганно. «А, не обращай внимания, это кикимора беснуется. Сейчас я её мигом успокою», – он медленно и аккуратно сполз с пенька, потянулся, поприседал, и, кряхтя и охая, поплёлся к болотцу». «Клюквы! – продолжало доноситься оттуда, – Клюквы!» «Ты чего орёшь, душу изымаешь?» – интеллигентно поинтересовался лесовичок, – У тебя ж в болоте полно клюквы, куда тебе её, солить, что ли?» «Клюквы! – не унималась кикимора, – Клюквы мне подайте! Хочу клюквы… – она остановилась перевести дыхание и вдруг как рявкнет – в сахаре!!!» – и в изнеможении плюхнулась в тину.

Сахар в лесу не рос – это лесовичок знал точно. «Видать, какая-то диковина, – подумал он, а вслух спросил у меня, – А что это такое – сахар?» «Сахар – это такой песок, от которого любой продукт становится слаще», – подумав хорошенько, сформулировала я. «Но зачем? – удивился лесовичок, – В природе всё и так есть – сладкое и горькое, солёное и кислое… Если тебе сладкого захотелось, – обратился он к дрейфовавшей в тине кикиморе, – так надо было малину собирать, а не клюкву. Клюква на то и клюква, чтобы быть кислой».