Лариса Джейкман - У каждого свой крест

Она тем не менее усадила его в удобное кресло, примостившееся в углу огромной кухни, подала кофе, бутерброды и села напротив.

– Вы только не переживайте, я не буду от вас ничего скрывать. С Эллой случилась беда.

– Что, говорите же наконец! Она жива?!

– Ее изнасиловали вчера. Изнасиловали очень грубо, но физически она не очень пострадала. Я имею в виду, что ни зашивать ее сильно не пришлось, ни… ну в общем, ничего такого. Но конечно, стресс. Она в глубокой депрессии, постоянно плачет, вас зовет. Я не могу с ней много времени проводить из-за малыша. Я сейчас одна, поэтому…

– Ладно не продолжайте. Это мне понятно. Как это случилось, Маша? Где?

– Я толком ничего не знаю, этим занимается милиция. Случилось это днем. Она пошла по магазинам, целый день ее не было, а потом вечером мне позвонили из больницы и сообщили. Элла мне ничего не рассказывала, только плакала, но с ней беседовал милиционер, 240 отделение, можете завтра туда обратиться. Полковник Журавлев, вот у меня записан его телефон.

Маша протянула Виктору Леонидовичу клочок бумаги с телефоном, и он понял, что его спокойная и счастливая жизнь на этом закончилась.

Ранним промозглым утром Виктор Леонидович уже сидел в приемной больницы и настаивал на свидании с женой. Ему отказали, объяснив, что это неприемные часы, пациентка еще спит, а когда проснется, ей будут делать процедуры, потом завтрак, потом обход врачей, а вот потом уже можно будет ее навестить.

Виктор Леонидович был в отчаянии. Ехать в двести сороковое отделение милиции ему совсем не хотелось, он понимал, что там его ничем не обрадуют, да и вообще они вряд ли кого-нибудь найдут, если вообще будут искать. Он хотел все узнать от Эллы, а потом уже решить, как действовать в зависимости от обстоятельств.

В палату к жене его пустили только после десяти утра, и он буквально ворвался туда, так как его терпение было уже на исходе. Элла лежала на высокой кровати у окна, и вид у нее был плачевный. Увидев мужа, несчастная женщина заплакала в голос, и он едва успел подхватить ее, она рванулась ему навстречу и чуть было не упала с кровати.

– Элла, девочка моя! Осторожнее, приляг, не вставай, – говорил ей тронутый до глубины души Виктор, и сердце его буквально разрывалось на части от жалости и сострадания.

Когда Элла успокоилась и немного пришла в себя, он решил вывезти ее из палаты куда-нибудь в уединенное местечко, хотя бы в холл с телевизором, который пустовал в это время дня, и поговорить. Она согласилась и не без помощи мужа и медсестры пересела с кровати в кресло на колесиках. Виктор вывез ее в коридор.

Разговор был очень тяжелым, им обоим пришлось нелегко, Элле вспоминать, а Виктору узнавать в подробностях о происшедшем. И все-таки Виктор настаивал на том, чтобы Элла рассказала ему все. От этого зависело, что делать дальше. Конечно, Виктор Леонидович не собирался оставлять случившееся без внимания, но ему нужно было знать, какие конкретно действия он должен предпринять. Но Элла ошеломила его.

– Нет! Я не хочу никаких расследований. Оставь это, Виктор. Лишняя и бестолковая нервотрепка, – нервно заявила она тоном, не терпящим никаких возражений.

– Элла, о чем ты говоришь?! Что значит никаких расследований? Негодяй должен быть найдет, наказан, изничтожен! Нет, я этого так не оставлю, ты не хочешь мутить грязную воду, но я не брезглив, я окунусь в эту грязь с головой, но подлецу пощады не будет.

Но то, что поведала мужу Элла, повергло Виктора в некоторое недоумение. Он ожидал услышать историю с нападением и угрозами, насилием и издевательствами, но услышал он нечто другое. Все, что произошло с его женой, выглядело совершенно иначе, и он начал понимать, почему Элла не хочет расследований. Это было слишком личное, нечто такое, о чем Виктор даже не догадывался, и благодаря чему его жена попала в ситуацию, которой она могла бы спокойно избежать, если бы была немного поосмотрительней.

Элла Острожина была у родителей единственной дочерью, и они старались воспитывать ее в лучших традициях интеллигентной, добропорядочной семьи. Элла была послушной и правильной девочкой, как таких называли обычно учителя. Она закончила школу хорошо, правда без медалей и грамот, но тем не менее это не помешало ей поступить в институт. Она поселилась в студенческом общежитии, но почти каждые выходные ездила домой к родителям, которые жили в подмосковье, куда электричкой можно было добраться меньше, чем за час.