Yunus Didar - Sed Lex

Приснившиеся башенные часы разлетелись на множество осколков, быстро превратившихся в часы настенные. Первые лучи восходящего солнца скользнули по циферблату. Пора открывать магазин. В дверь постучали. Интересно, кому понадобились игрушечные поезда на рассвете?

– Господин К? – осведомился посетитель.

Я кивнул.

– Вы арестованы.

– А за что?

– Мы не уполномочены давать объяснения. Начало вашему делу положено, и в надлежащее время вы всё узнаете.

Кто-то, по-видимому, оклеветал меня, потому что, не сделав ничего дурного, я попал под арест. Процесс затянулся на десять минут. Меня привели к судье.

– Господин К? – спросил он.

Я кивнул.

– Делаете и продаёте игрушечные поезда?

– Да.

– И намерены дальше этим заниматься?

– Да.

– Всё понятно. Двадцать лет. Поедете сегодня.

– За что двадцать лет?

– Указ нашего великого лучезарного солнцеподобного самопровозглашённого гиганта мысли, заслуженного академика, предводителя команчей, и т. д., и т. п. Сами знаете. Короче, указ Большого Брата. Игрушки запрещены. Изготовление, употребление, распространение. Двадцать лет.

– С каких пор?

– Со вчерашнего дня. Бумажку на столбе прочти. Ну, не тяни кота за хвост. Работы по самые уши. Давай в вагончик. Золото для страны добывать.

– Это абсурд!

– Это закон.

Попасть в настоящий поезд за изготовление поездов игрушечных! Не лучше ли после беспокойного сна превратиться в насекомое? На привокзальной площади был столб, на котором вывешивались объявления. Не соврал судья. Игрушки запрещены. Изготовление, хранение, употребление, распространение – двадцать лет. Я был готов поклясться, что ещё вчера этого листка на столбе не было.

У нас самый гуманный суд в мире. Осуждённым выдаются путёвки в лучшие санатории страны. Проезд в комфортабельных вагонах и уютных трюмах, охраняемых вооружёнными людьми с собаками, оплачивает государство. Отдыхающих укладывают в вагоны, как ложки в ящик. Санатории обычно расположены в местах столь отдалённых, что времени на дорогу уходит много. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы.

Делать игрушечные поезда меня научил отец, всю жизнь прослуживший на железной дороге. Железная дорога и была для него жизнью с радостью встречи и горечью расставания, с надеждами и разочарованиями, с весельем и печалью, скукой, и годами пути из точки А в точку Б.

После выхода на пенсию отец принялся мастерить игрушечные поезда. Я часто сидел рядом, погружаясь в железнодорожный мир.

Поезда мчались по узким мостам над бушующими волнами. Издалека казалось, что едут они по воде аки посуху. По мостам над пропастями. И в туннелях под землёй, мимо рек и водопадов, в тихом сумраке лесном, по степям и по пустыням, днём и ночью, знойным летом и морозною зимой.

Игрушечные поезда всегда нравились мне больше, чем настоящие. Они казались не такими опасными. В детстве я часто ходил на пастбище загородом, чтобы посмотреть на стадо баранов. Когда животные двигались, поднималась пыль, и бараны превращались в полки со знамёнами. И был там Рыцарь Печального Образа (старый ослик, принадлежавший пастуху). Однажды этот доблестный рыцарь отважился бросить вызов дракону. Долго поджидал он чудовище, мчавшееся со страшным грохотом, изрыгая чёрный дым. Но Рыцарь был терпелив и отважен. Он просто стоял на рельсах и ждал дракона. И дракон появился. Вы, может быть, спросите, что было потом. А потом пастух ходил пешком, а я узнал, что настоящие поезда опаснее игрушечных. Опаснее, но и полезнее, потому что могут перевозить на большие расстояния полезные грузы. Однажды я спросил у отца, увидев длинный состав, почему на одних вагонах написано: «пушечное мясо», а на других: «удобрения». А во все вагоны грузятся солдаты. Отец сказал, что пушечное мясо и удобрения – одно и тоже. Я был маленьким и любопытным и спросил, почему никогда не видел, чтобы наши поля удобряли пушечным мясом. Отец ответил, что пушечным мясом удобряют только вражеские поля.

Ну, что-то я отвлёкся. Отдыхал я в санатории двадцать лет. Никакого золота для страны я, как вы понимаете, не добывал, в противном случае прожил бы не долго. А спасло меня естественное желание человека нагадить ближнему своему. Один «товарищ» узнал меня и донёс начальству, что я играю на гитаре и распеваю аполитичные песенки. Начальство пожелало узнать, какие такие песенки я распеваю. Место, где располагался санаторий, называлось «чудная планета» (двенадцать месяцев зима, остальное – лето).