Марк Гресь - Моя любовь

Дверь самолета со сладким стоном раскрылась, и в салон ворвался густой влажный воздух. Вдыхаешь, и будто пьешь вязкий кисель из водицы, пота, запаха чемоданной кожи и чего-то цветочно-приторного. Здравствуй, Таиланд, незнакомая страна, куда мы сбежали на десять дней от хмурого киевского неба, слякоти, искалеченных елок, воя сирен, паленых покрышек и очень значимых людей в камуфляже.

В шипах моих кроссовок, шлепающих по свежевымытым плитам аэропорта Суварнабхуми, еще прячутся комки родной украинской грязи, а в волосах той, что со мной, поблескивает полоска привезенного с родины новогоднего дождика. Руки бы пообрывал тем, кто решил поднять измученным пассажирам Борисполя настроение пляшущими девами в сверкающих стразами трусах. Ну, почему бегущий из мрачного Киева человек должен испытывать восторг от сыплющегося на голову конфетти и фольгированных кизяков?

Все!!! Довольно!!! Девять с половиной часов назад я еще был активным членом общества, а теперь – просто фаранг, полутело-полуматрац, бездумное существо, которое можно и должно обманывать. Но от этой нирваны туриста отделяет еще пару часов терзаний в очередях паспортного контроля, визового окошка и таможни. (Всего пара часов, стоящих пару полновесных лет жизни.)

Полсуток – без единой затяжки. Это почти фатально для насквозь прокопченного организма. Явись в сей момент Блаженный Августин, смиренный Махатма Ганди или сам граф Толстой – горемыка пойдет ныть не о «непротивлении злу», а о жгучей ненависти к всесильному некурящему меньшинству.

Обычно в мечтаниях о крупной и даже мелкой мести я холодно последователен и изощренно жесток, но теперь фантазия бесхитростно сует в руки неандертальскую дубину с уродливыми шишаками, и крушит та дубина каленое стекло витрин, бамбуковые кадки и гипсовые мордахи крашенных золотом сиамских истуканов.

Чертов аэропорт Бангкока!!! Километры эскалаторов, сотни магазинов, десятки тысяч курящих людей – и ни одной зоны для курящих… Даже в крошечном Борисполе есть одна застекленная комнатушка с рядами пепельниц. (Только бы не закрыли.) В полутора часах лета от Киева (скажем, в городе Москве) таких комнат нет. Но, как говорил великий Салтыков-Щедрин: «Изуверство российских законов компенсируется возможностью их невыполнения». На дверцах московских туалетов начертано: «Курить запрещено, штраф – 500 рублей». Угроза штрафа дарит возможность выбора: смело кури либо оставайся «тварью дрожащей».

Ведь сидит же в нас эта «тварь дрожащая» со святого младенчества. И хочется разрисовать соплями новые обои, а тварь шепчет: «Сморкайся в тряпочку, сопли не для рисования, воспитательница увидит – в угол поставит». Ну и чего же страшного в этом углу? Сочленение стен, и только… А тварь шипит: «Стыдно там стоять, все смеяться будут и пальцем показывать». И ведь пасует младенец пред тварью, украдкой втягивает сопли в пищевод, убивая в себе Боттичелли, Энди Уорхола и Че Гевару.

В школе – то же самое. Прыгнет тварь из пенала под воротничок белой рубашки, прокусит затылочную кость и пойдет сосать из мозжечка сироп отваги с медом противоречия. И в институте не помилует, и на работе, и в гостях, и в ЗАГСе , и на смертном одре.

Три часа ожидания в Москве я гнал от себя «тварь дрожащую». Смело чадил в туалетной кабинке ибо знал верхнюю рамку наказания – 500 рублей. Написали бы: «Тысяча» – все равно курил бы, и десять тысяч – не напугают. Однако в тайских сортирах накарябано «No smoking». Подлее не придумаешь.

Чем грозит циничное попрание закона? Расшифруйте, сиамские божки, сделайте милость. Но… молчат зверомордые апсары, и это страшнее страшного. Что ждет жителя страны борща и пампушек, если тот решится нырнуть в белоснежную клетушку с журчащим унитазом, запрется, скукожится, щелкнет зажигалкой и… Что??? Явится седовласый старец с нимбом над головой и погрозит строптивцу тонким пахнущим ладаном пальцем? А может, в кабину ворвутся трое здоровенных тайцев, скрутят раком и отхлещут по пяткам ротанговой палкой?

Радуйся, торжествуй, подлая тварь! Я два часа не смел нарушить запрета. (Пугливый фаранг изменил себе, а значит, способен в лихую годину предать страну, убеждения и народ.)

И вот наконец стеклянные двери аэропорта распахиваются. Затравленный гость не видит трехэтажных хайвеев, его не дивят ни поблескивающие вдали купола пагод, ни огромный портрет короля Пхумипона Адульядета Рамы-9, ни цепочка живописных прудиков со снующими по водной глади легкими рыбацкими лодчонками. Его Грааль – самая заплеванная в мире урна, обсаженная в кружок суетливыми клещеногими китайцами, бледными безбровыми немцами в мятых шортах и нашими до одури красивыми соотечественницами с надменным взглядом ( а вот и не трахнешь ) и златой казной на новеньких гуттаперчевых грудях. Мы – такие разные в этом мире, и только на квадратных метрах курительных зон равны все расы и сословия. Вся хренова цивилизация кружится вокруг столбца с хромированной решеткой и десятком раздавленных, как рабы, окурков.