Нина Абрамова - Меняя грани

Марк перевёл взгляд на часы с серебряной окантовкой, которые висели на стене за спиной Мэри. С тех пор как Мэри сказала, что им нужно поговорить, прошёл ровно час. Разговор явно затягивался. За это время они успели обсудить и воспитание детей, и финансы семьи, и даже собственных родителей – всё на повышенных тонах. Однако суть проблемы ещё не была озвучена.

Мэри начала прикусывать нижнюю губу и сжимать пальцы в кулак так, что они моментально белели. Это значило одно – она всё же решила произнести главную мысль. Марк же, давно поняв, с каким вопросом имеет дело, только переводил тему, пусть и в ущерб себе. Сейчас, увидев, что супруга настроилась решительно, он резко отвернулся. Мэри стояла за его спиной, немного обескураженная. Она ожидала от мужа чего угодно, но только не такого ребячества. Марк надеялся, что она поймет этот жест или хотя бы обидится и уйдёт. Тем не менее, Мэри глубоко вздохнула (сейчас или никогда!) и начала произносить заранее приготовленные слова:

– Между нами больше ничего нет. Ты увлечен своей работой настолько, что не видишь меня и детей. Если говорить обо мне, то я устала. Устала засыпать одна, отмечать праздники одна, сама растить детей. У малышей словно нет отца. Ты всегда занят. Ты сидишь в своём кабинете, в этом крошечном мирке, куда нет входа остальным…

Она продолжила говорить, но Марк перестал слушать. Автоматически его взгляд скользнул по комнате: кровать, компьютер, стул, шкаф, столик… Ему вдруг показалось, что их спальня слишком мала. Нужно сделать её больше, освободить от лишних вещей, поклеить новые обои. Это следует обсудить с Мэри. Марк «включил» слух, чтобы задать жене вопрос насчёт спальни. Но уловил её слова:

– … не слышишь меня! Я всегда пытаюсь говорить. Всегда пытаюсь решить проблему по-взрослому, словами! А ты? Сколько можно оставаться мальчишкой?! Ты глава семьи, в конце концов! Мне это надоело. Твоя инфантильность… твоё нежелание брать на себя бремя ответственности…

Марк снова прошёлся глазами по комнате. Его взгляд упал на часы, которые стояли возле кровати на тумбочке. Квадратные, с ракушками на циферблате. Белые. Эти часы он подарил Мэри всего год назад. Какой это был праздник? Вроде, День Матери. Мэри тогда так радовалась, не могла налюбоваться ракушками. А он смотрел на её восторженное по-детски лицо и не мог насмотреться…

– …не изменяешь, – до его сознания вновь донеслись слова Мэри. Она говорила уже не заготовленный заранее текст, а фразы, которые истерически шли из сердца. – Да, с девушками не изменяешь! Но как иначе, если не изменой назвать то, что ты постоянно думаешь не обо мне, а о работе?! Ты даже спишь с работой! Я сама спать ложусь! О сексе я уже не говорю! Эта простая формальность переросла в пытку. Нежности больше нет, нет чувств. Вот уже полгода мы совокупляемся. И то – только тогда, когда нужно тебе. Совокупляемся, Марк, а не занимаемся любовью! Мне больно смотреть, как рушатся наши отношения…

Нужно было дарить ей нежно-розовые часы. Те, которые он сделал до этих белых с ракушками. Мэри была бы ещё довольней. Ах, милая Мэри! Тебе нравится всё женственное и нежное. Ты такая хрупкая, маленькая и прекрасная!

Они познакомились сразу после того, как Марк вернулся из армии. Ему было двадцать лет, ей семнадцать. Такая милая, выглядевшая ещё моложе, ростом ему по плечи, необычайно-красивая девушка сразу овладела его сердцем. Настолько, что спустя только три месяца со дня их знакомства, Марк сделал предложение. И тогда, на Новый год, под бой курантов, она согласилась…

– …повернись же! Я даже не знаю, слушаешь ли ты меня! Возможно, я в очередной раз говорю сама с собой.

Его слух уловил эти слова, и он повернулся. На лице жены не было злости. Оно выражало глубокую скорбь.

– Пойми – из уголков её глаз покатились слёзы, – я так больше не могу.

Марку захотелось обнять её. Но он не посмел двинуться с места.

Часы, на которые он теперь смотрел (за спиной Мэри), пробили 20:00. Сзади часы с ракушками также зазвенели. В соседней комнате, которая являлась его кабинетом, несколько пар часов в унисон пробили 20:00. Марк слушал эти звуки с благоговением. Вот сейчас, осознав, что уже восемь вечера, Мэри пойдет купать Эмму, и их разговор закончится до того, как супруга произнесёт ужасные слова прощания.

Но она не сдвинулась с места.

– Марк, я не могу, пойми. Не могу так. Ты совсем не разговариваешь со мной. Кристофер спрашивает, будет ли папа ужинать с нами. И мне страшно, Марк. Страшно, что если я отвечу правду, он воспримет это как само собой разумеющееся. Что он вырастет и станет таким, как ты. Для него будет нормой отсутствовать, быть вне своей семьи…