Александр Капьяр - Умница

У отца дернулся кадык и сжались кулаки.

– Ладно, не напрягайся. Никто ее не тронет. Ты теперь подо мной ходить будешь, а я своих людей не обижаю, – сказал бандит почти ласково и вышел, закрыв за собой дверь.

На следующий день явился бухгалтер от бандитов. Звали его Самуил Яковлевич. Познакомившись с отцом и Ниной, он сразу объявил им:

– Я вижу, что вы хорошие люди, и я вам скажу как родным: не доверяйтесь мне. Я у господ бандитов на крючке и все буду им докладывать, уж вы меня простите. А кому вообще можно доверять, хотел бы я знать? Я прожил на свете шестьдесят лет и скажу вам: нельзя никому, даже себе.

Он был болтлив, на любой случай у него была присказка, история или анекдот, но когда отец задавал вопросы о его преступных покровителях, бухгалтер замолкал и как-то съеживался. Было видно, что он напуган основательно, раз и навсегда. Только спустя время, в минуту откровенности, он сказал отцу: «Вы хотите знать, что может заставить старого еврея служить бандитам? Дети, что же еще. Сынок Аркаша. Молодые – все нетерпеливые, им подавай все сразу. Аркадий связался не с теми людьми, залез в долги, и вот… – Самуил Яковлевич горько вздохнул. – Нам бы уехать, у нас есть родные в… – нет, я вам не скажу, в какой стране. Только кто же нам позволит? Вот, Симонян тоже хотел уехать…»

При этом бухгалтером он был превосходным, и когда не рассказывал анекдоты и не пил чай с пастилой, которую очень любил, он давал отцу и Нине очень дельные советы. Однако его миссия была все-таки в том, чтобы следить за делами компании и докладывать обо всем главному бандиту, которого, как выяснилось, звали Михаил Антонович, а в своем кругу – Миша Пермяк. Видимо, Самуил Яковлевич доложил все, как было, потому что Миша Пермяк в компанию больше не наведывался, а наведался в банк. Это стало ясно по тому, что отцу оттуда позвонили, пригласили зайти, чего раньше не случалось. Его принял заведующий отделом промышленных кредитов. Глядя куда-то мимо отца, он сказал, что банк принял решение переоформить две подлежащие погашению ссуды компании как долгосрочный долг, и сунул отцу бумаги на подпись.

Это был царский подарок. Компания получала необходимую передышку, забрезжила перспектива выживания. Однако вместо радости в компании царила гнетущая атмосфера. Отец не мог отойти от пережитого страха после общения с Мишей Пермяком, да и положение, в котором он теперь оказался, не давало ему ничего забыть. Побыв недолго хозяином собственной, хотя и разоренной компании, он стал теперь подручным бандитов, которому позволяли работать только для того, чтобы он добыл для них деньги.

Отец был раздражителен, подавлен. Даже его всегдашнее средство от всех печалей – работа – не помогало. Он то лихорадочно хватался за дела, то запирался на целые дни в своем кабинете, никого не желая видеть. В такие периоды Нина все больше брала на себя – правдами и неправдами выпрашивая выходные у себя на службе, целые дни проводила в компании.

Именно из-за этого у нее с отцом происходили ожесточенные споры. В тот же день, когда их посетили бандиты, отец заявил ей, что она больше не должна приближаться к компании на пушечный выстрел. «Ты не понимаешь, что это за типы, – говорил он дочери. – Я не прощу себе, если ты окажешься в это втянута». На это Нина возражала, что теперь это уже все равно, прятаться бессмысленно: бандиты ее видели, знают, кто она, и, если понадобится, отыщут ее где угодно. Они так и не договорились, но Нина продолжала приезжать и, несмотря на недовольство отца, впрягалась во все дела.

Хуже всего было то, что отец, кажется, опять начал пить. Пьяным Нина его не видела, и всего пару раз учуяла шедший от него запах алкоголя, но она замечала на его лице то же пустое, потухшее выражение, которое было у него, когда он сидел без работы и напивался у себя на кухне. Теперь Нина была уже не беспомощной девушкой-студенткой и, казалось бы, могла во многом помочь отцу, но результат оказывался тем же.

Так прошло с полгода. Проекты, несмотря ни на что, продвигались по плану, хотя денег в компании по-прежнему не было.

Однажды опять открылась дверь и вошел Миша Пермяк с двумя громилами. Громилы были другие, но очень похожие на прежних. Они так же дисциплинированно остались в приемной, а Миша прошел к отцу. На этот раз Миша велел позвать для участия в разговоре Самуила Яковлевича и Нину. Отец хотел было возразить, что Нина здесь ни при чем, и не нужно ее впутывать, но встретив Мишин взгляд, осекся и подчинился.