– Вот, теперь хоть на человека похож, – удовлетворенно кивнул завхоз. А на вопрос, сколько с меня, лишь отмахнулся:
– С получки заплатишь.
Ах, как не хотелось мне раздеваться в приемной начальника НКГРЭ, как не хотелось! Так бы и жил в этом тулупе!
В кабинете шло совещание. Кроме начальника экспедиции Шубина, сухощавого человека лет пятидесяти пяти, вида совсем не геологического, а скорее канцелярского, было еще человек пять. Главный геолог, с ним я был знаком, и начальники отделов – народ молодой, крепкий, в толстых свитерах крупной вязки, все с бородами. Свитеры и бороды делали их похожими на Хемингуэя, портреты которого в те годы висели едва ли не во всех квартирах. Сбоку от начальственного стола примостилась секретарша с большим блокнотом.
Увидев меня в дверях, Шубин кивнул:
– Посидите, скоро закончим. Так как же, – продолжил он совещание. – «Уважаемый Николай Поликарпович»? Или «многоуважаемый»?
– Можно «глубокоуважаемый», – подсказал главный геолог.
Шубин поморщился:
– Слишком официально.
– А если «дорогой»? – подал реплику один из Хемингуэев.
– Фамильярно. Ладно, пока оставим «многоуважаемый». Пиши, – кинул Шубин секретарше. – «Многоуважаемый Николай Поликарпович! Коллектив Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции горячо… нет, лучше сердечно… поздравляет вас с шестидесятилетием и желает…» Ты почему не пишешь?
– Я уже три раза это писала, – огрызнулась секретарша. – «И желает крепкого здоровья, больших трудовых успехов и счастья в личной жизни». Прочитать еще?
– Ну, прочитай.
– «Уважаемый Николай Поликарпович! Горячо поздравляя вас с шестидесятилетним юбилеем, коллектив НКГРЭ желает вам несокрушимого здоровья, новых творческих успехов…»
– «И счастья в личной жизни»? – с безнадежным выражением лица предположил Шубин.
– Нет, – возразила секретарша. – «И большого счастья в личной жизни». Есть еще два варианта, но они такие же. Прочитать?
– Не стоит.
– А если не крепкого здоровья, а богатырского? – неуверенно предложил главный геолог.
– Хрен редьки не слаще, – отмахнулся начальник.
– Можно не «счастья в личной жизни», а «новых радостей в личной жизни», – подсказал тот же Хемингуэй.
– Что ты несешь? – почему-то разозлился его собрат по свитеру и бороде. – Шестьдесят, он же старик! Какие могут быть у него новые радости в личной жизни?
– Ну, не знаю. Любовницу завести. Да мало ли!
– Любовниц он заводит без наших пожеланий, – прервал перепалку Шубин.
– А что такое старость, я вам скажу. Это когда удовольствие превращается в обязанность. – Он немного помолчал и закончил: – Зато обязанность в удовольствие. Это утешает.
– Кто такой Николай Поликарпович? – вполголоса спросил я у ближнего Хэма.
– Заместитель министра геологии.
– И у него юбилей?
– Ну! Второй час сидим, не можем сочинить адрес. Коротенький получается, а нужно хотя бы на полстраницы.
– Плохи наши дела, – констатировал Шубин. – Ходим, как коза на веревке. Небось, отчеты катаете на сто страниц, а тут текст на полстранички выдать не можете!
– Так то отчеты, – возразил главный геолог. – Там все по делу. А тут…
– А тут не по делу? – перебил Шубин. – Это дело поважнее отчетов! Ты вот представь: на юбилее все будут зачитывать адреса. Нормальные, с чувством. А от нас – три слова? Что он про нас подумает? Я скажу что: мудаки там в Норильске, адреса сочинить не могли. Или не захотели мозгами пошевелить?
Неожиданно начальник замолчал и стал внимательно смотреть на меня. На его канцелярском лице сначала отразилась напряженная умственная работа, а затем оно посветлело, будто ему сообщили чрезвычайно радостное известие.
– Слушайте, что мы мозги попусту сушим? У нас же писатель есть! Настоящий московский писатель. Виктор Владимирович, нам вас сам Бог послал! Выручайте!
Все взоры с надеждой обратились на меня, а я с опустившимся сердцем понял, что все мои планы жизненного устройства пошли прахом. Еще не пошли, но сейчас пойдут. Потому что я никогда в жизни не сочинял юбилейных адресов и понятия не имел, как можно выскочить из заколдованного круга штампованных словосочетаний. Поздравляем и желаем. Желая, поздравляем. Поздравляя, желаем. Ну кому же я нужен, если не могу справиться с таким пустяшным делом?
А самой горькой была мысль о том, что не видать мне больше овчинного тулупа, с которым я уже успел духовно сродниться.
– Этот Николай Поликарпович, он кто – геолог? – спросил я только для того, чтобы потянуть время.
Читать дальше