Когда она вышла, то увидела, что толпа с открытыми ртами смотрит на прокурора в летних шортах и солнцезащитных очках, вышагивающего под крупными пушистыми хлопьями снега. Зеваки стояли с открытыми ртами. Эскортом подъехали еще несколько полицейских машин, которые выстроились в ряд за прокурорским Джипом.
«Ни фига себе, как его провожают?! – воскликнула тетя Рая. – С сопровождением!», – не успела закончить она мысль, как прокурорский Джип рванул с места. А зеваки продолжали стоять с открытыми ртами и смотреть туда же, куда и смотрели. Они с интересом рассматривали дом напротив прокурорского коттеджа. Полицейские машины почему-то тоже не сдвинулись с места.
– А что произошло? – спросила тетя Рая у стоявшего в нескольких шагах старика.
– Клад нашли, – ответил он безразлично, как будто это происходило каждый день, – в бывшем особняке Трубецких, что напротив. Узбеки делали ремонт, случайно обнаружили еще одну комнату полностью забитую золотом. Ну почему-то золото не их, а семейства Нарышкиных, – удивленно заметил он. – Не пойму, они тут никогда не жили, – продолжал размышлять старик вслух.
– Можно подумать, вы тогда жили, что всех бывших соседей знаете? – злорадно заметила тетя Рая.
– Да, всех соседей знаю, кто раньше здесь жил.
– А в этом деревянном чулане, кто жил? – спросила, ухмыляясь, тетя Рая, показывая на коттедж племянницы.
– Который прокурор купил? – переспросил дед, тетя Рая махнула утвердительно головой. – Здесь жили Морозовы.
– Тот самый фабрикант?!
– Да, тот самый. Вам его продала внучатого племянника. Она была последней из наследников, насколько мне известно.
В это время полицейские выводили в наручниках двух узбеков и провожали их к машине полицейской помощи, как ее называли местные жители.
Отдаленно тетя Рая услышала, как узбек оправдывался, что хотел показать мешок с украшениями родне в Узбекистане, а потом вернуть государству. Больше тетя Рая ничего не слышала и поняла, что прокурора без штанов никто не видел. Ей самой хотелось знать, сколько мешков золота помещается в комнате из четырнадцати квадратных метров, а не то, куда поехал прокурор в трусах.
Кладбище, конечно, не лучшее место для знакомства. Но в тоскливую дождливую погоду тоже праздники не отменяются. И огромное количество людей пришли в поминальную субботу навестить ушедших родственников, попросить замолвить за них словечко перед Святыми.
Вот и младшая сестра тети Раи, любимица Машенька, пришла на кладбище помянуть своих близких, поплакаться о судьбе одинокой старой девы.
Когда приходишь к близким, не зависимо от того, где они находятся, всегда становится на душе легче. И, высказав им все претензии к земной жизни, счастливый отправляешься дальше к концу своего земного существования.
Машенька сидела на скамейке и горько плакала, делясь своими проблемами с ушедшими родственниками. Неожиданно за спиной она услышала шаги и голос из далекого прошлого.
– Машенька, здравствуй! Сколько лет тебя искал.
Машенька вздрогнула, вся сжалась и боялась повернуться к говорившему. К тому же из-за тучного телосложения она вряд ли могла повернуться сразу. Даже голову она не смогла сдвинуть и тихо ждала своей участи.
Перед нею возникли огромные офицерские ботинки, затем штаны с лампасами, а выше генеральский бушлат и, – одноклассник Коля, который, конечно, немного постарел. Ну, этак, лет на пятьдесят.
– Коленька, – воскликнула Маша. – Ты такой мужественный стал, я тебя сразу не узнала.
– А что я в школе был женственным? – обиженно спросил генерал, который давно сидел на пенсии.
– Да нет, ты всегда добрым был, – попробовала оправдаться Маша, – а ты почему здесь? – заморгала глазами Машенька, пытаясь их красиво выправить.
Генерал плюхнулся рядом на скамейку, вздохнул и поведал ей свою горькую судьбу вдовца. Он так близко наклонился и шмыгнул носом, рассказывая свою жизненную историю, что Маша вдруг вспомнила, как они сидели за одной партой десять лет, и он так же всегда хлюпал носом. А как он сильно любил ее! Как носил эти дурацкие печеные трубочки с зеленым кремом. И почему этот крем был зеленым? Он ведь только вызывал ассоциацию, напоминавшую хлюпающий нос. Если бы крем был другого цвета, не зеленого, меньше ассоциаций было бы с простудой, которая не позволила ей выйти за него замуж. Уж очень часто он болел! О чем она теперь сожалела одинаково, – как о простуде, так и о замужестве.
Читать дальше