Алена Бунина - Алёна. О давно прошедшем. Непридуманные истории из жизни необыкновенной девочки

– Так вот, – говорю Наташке, – с тех пор я очень хорошо запомнила, как надо делать змей. А как здорово его запускать!

Наташка на меня смотрит и криво ухмыляется.

– Наташ, ну давай попробуем, – начинаю я ныть.

– А что для этого надо? – смилостивилась Наташка.

– Старая газета (их тут у вас полно), три фанерные планочки (их можно ободрать с вашего сарая), крепкие нитки (я их видела, десятый номер, здесь, в серванте) и клей.

– А где ж мы клей возьмём? – спрашивает Наташка.

– Походи по соседям. Может, у кого и есть, – отвечаю.

– Ладно, – Наташка уходит, а я принимаюсь за дело.

Пока она ходила, я всё, что было надо, приготовила. Клей она принесла. Какой уже не помню, но всё приклеилось великолепно. Я привязала к змею нитку, отцентровала её и…

– Знаешь, Наташа, я забыла: нужен ещё хвост.

– А из чего его делать-то? – спрашивает.

– Старые тряпки какие-нибудь есть?

Наташка кивает головой.

– Вот мы из них хвост и надерём, – говорю я.

Наконец змей готов, немножко подсушен на солнышке, и мы с Наташкой идём через заднюю калитку в то самое поле. Вокруг ни души.

– Держи его за бока, над головой, а хвост расправь по траве. А я отойду подальше, нитку размотаю. Как крикну, так и отпускай.

Сказано, сделано.

– Отпускай! – кричу.

Наташка отпускает змей, он нехотя поднимается над полем. Наташка смеётся и хлопает в ладоши. А я бегу. Бежать неудобно, на ногах вьетнамки, но они почти сразу же теряются. Однако змей высоко подниматься не хочет. Я остановилась, и змей приземлился почти сразу.

– Эх ты, мастерица! – кричит мне Наташка.

Но я-то сразу поняла, что хвост слишком тяжёлый. Отрываю часть хвоста, и вот мы с Наташкой опять на изготовке. На этот раз змей взлетел высоко, но сразу же стал «козырять». Термин такой: это когда змей кругами несётся к земле. У нас так и вышло. Змей со всего размаха врезался в землю.

– Ой, да ну тебя! Пойдём лучше домой. Я так думаю, что этот кусок бумаги не полетит, – говорит Наташка.

– Это почему?

– А потому, – передразнивает Наташка, – потому, что делала змей самоуверенная девчонка, которая и делать-то ничего не умеет!

Я молча подбираю оторванную часть хвоста, отрываю кусок, а второй привязываю к змею: «козыряет», значит, хвост короток.

– Хороню. Давай в последний раз попробуем. Не получится, значит, я дура бестолковая, и пойдём домой, – говорю я.

Наташка недоверчиво смотрит на меня, но змей поднимает. И вот я опять бегу по полю, ветер задирает платье чуть не на голову, но мне не до этого. Я смотрю на змея, и он начинает плавно подниматься вверх. Я отпускаю нитку, и змей поднимается всё выше и выше.

– Ура! – кричит Наташка. – Всё-таки полетел!

Подбегает ко мне и целует в щёку.

– Алёночка, прости, пожалуйста… А дай подержать?

А змей уже набрал высоту и кажется совсем маленьким. Над ним только безоблачное небо. Налетает порыв ветра, и змей ходит в небе туда и сюда. А ещё этот ветер опять платье задрал. Я свободной рукой привожу платье в порядок: сверкать трусиками, хотя и от купальника, хотя и никого вокруг не было, как-то не хотелось.

Я отдаю катушку с нитками Наташке:

– Держи. Вообще-то надо было нитки на палочку «восьмёркой» намотать. Тогда удобнее было бы. Ладно, и так сойдёт, – говорю я.

Наташка держит натянутую нитку, а змей «загулял», пишет в небе полукруги.

– Нитку дёргай! Но потихоньку, – говорю подружке.

Наташка нитку подёргала, змей выровнялся и опять ровно парил в воздухе.

– Слушай, а ведь и правда здорово, – говорит Наташка, задрав вверх голову и улыбаясь во весь рот.

– А ты не хотела.

Сколько мы так простояли в поле, не знаю. Наконец решили идти домой.

– А что со змеем делать будем? – спрашивает Наташка.

– А мы его к забору привяжем. Только сначала «письмо» ему пошлём, – отвечаю ей.

– Это как?

– Сейчас увидишь.

Приходим во двор, отдаю Наташке нитку, а сама отрываю клочок от газеты и посередине делаю дырку. Потом просовываю катушку с нитками в эту дырку, и наше «письмо» начинает свой путь по нитке к змею.

– Ой как здорово! – Наташка опять хлопает в ладоши.

«Письмо» делается всё меньше и меньше.

Я привязываю нитку к забору, и мы, скинув платья, укладываемся загорать. На спину.

Через какое-то время кто-то орёт у калитки с улицы:

– Наташа!

Я моментально переворачиваюсь на живот – а вдруг сюда кого принесёт! Спереди на меня смотреть чужим нельзя, можно только на попу.

Наташка нехотя поднимается и исчезает за углом дома. Потом приходит и говорит: