Вадим Месяц - Не приходи вовремя (мифы о Хельвиге)

И все они стали царями, выйдя на свет,
и она осталась царицею над царями.
И неродной жестокий ребёнок
стал государем над ней…

Такой же песок!
Такие же волны стучат о берег!
Такой же вкус ячменного хлеба!
То же железо на щиколтках рабов!
Но что-то случилось с Богом:
Эту землю создал не Он.
Я же вижу…

Но кто? Кто посмел? Кто осмелился?
Кроме Тебя есть другой?

Ты опять обманываешь меня…

Лес непроходимый хлещет по крупам коней,
они ускоряют шаг, спотыкаясь о корни.
Опускают морды в воду на водопое
и поднимают ее по уши в крови!

Та же вода! Те же рыбы в воде!
Но мы больше не Божьи твари,
Мы источник свежего мяса для дикарей!
Зачем Ты меня покинул?

Мы шли за золотом и вином,
но каждое дерево желало нас убить:
Ахиминес… Кариота… Гастерия… Катлея…

Я выжгу дотла все, что сумел
когда-то преодолеть…

сравняю с землею поселки из тростника,
в которых живут каннибалы и их собаки!

В них нет Бога! Туда им и дорога!

Леса поглощали нас
с жадностью болот,
но громыхали обозы великого войска,
мертвецы в длинных рясах крестили неверных,
а головы наши, отрубленные
деревянными мечами,
считали деньги....

Великое войско в железных платьях
входило в мою страну, не поднимая забрала.

Они приносили страдания на кресте,
вместо креста.
Грохот убегающих стад
трясся как водопад.

Мы зарывали свои кресты,
словно ящерицы, прячущие хвосты.
Научились ненавидеть страдальцев,
возвышенных, прокаженных,
принимающих лик царей или попрошаек.

Но акведуки, перекинутые через горы
Очерчивали мир четче, чем
Противника свинцовые водопроводы.

Превосходство – нам смертью казалось.

Из метеоритного железа твои серьги,
доченька. Деревянная на твоей голове корона.
С младенчества сожми тисками свое надбровье:
твой череп должен быть, высоким и узким,
как у богини:
Мы должны стать для прочих
людьми с неизвестных планет.

Твой сумрачный остров, о мой золотой отец,
Богом забытый, назначенный мне судьбой,
Стал стар как на каменном троне слепой певец,
перед пернатой ликующею толпой.
И тысячи тысяч царских литых колец
срывает с пальцев его роковой прибой.

Груз яблок словно гора кровавых сердец,
казнённых в безгрешной жизни только тобой,
согреет усталых очей поблекший свинец,
одарит народы улыбкой твоей скупой.
И жаркие шкуры гигантских седых овец
под ноги твои я уроню гурьбой.

Семь весельных лодок о камни истёр гонец,
чтоб добраться однажды на берег твой
взглянуть тебе в мёртвые очи и, наконец
поплатиться за преданность головой.
Твой сумрачный остров, о творенья венец,
коротает ночи под волчий вой.

Он сказал, что в Италии ценят заморский снег,
словно сахар – из-за него там идёт разбой.
Прикажи засыпать мне трюмы по самый верх
самой свежей сугробовою крупой.
Я вернусь с барышами где-нибудь через век,
и разбужу тебя оголтелой своей трубой.

Вот и встретимся на том свете.
Там никто не знает про ложь.
Согласимся на прежней мете.
Но запомни – в этом кисете
ты мне мой табачок и вернёшь.

Ты узнаешь меня по перстню,
ты мне выковал его сам.
Но от верности в грудь не бейся,
мы слыхали такую песню:
я узнаю тебя по глазам.

Поле, устланное цветами,
а над полем звездная твердь.
С кистенями, клинками, кнутами…

Сколько вас таких вместе с нами,
что избыли дряхлость и смерть.

Говорят, что нас ждут чертоги.
Мне по нраву такая молва.
Хотя чувствую на пороге,
что в холодной лежит поволоке
путь на радостные острова.

Скоро женщины, пляс и пьянство,
и всю вечность дым в потолок.
Что тебе дармовые яства?
Повторяю из окаянства:
не забудь про старинный долг.

По закону прощенной стали
самодурством смешить народ.