Я смешиваю формалин и этанол, купленные в Браззавиле, и готовлю раствор. Здесь же изготовленные специально по моей просьбе мешочки для змей. Наверное, я единственный герпетолог в мире, у кого есть мешочки для змей, к которым с внутренней стороны пришиты ярлычки с надписью «От бабушки с любовью». Первые несколько дней я провожу рядом с лагерем, планируя совершить более дальние вылазки, когда начну лучше ориентироваться в лесу. Я заполучаю первую змею однажды утром, во время отдыха за чашкой кофе. В лагерь прибегает пигмей и исступленно кричит, что в деревне змея. Я вскакиваю и бегу за ним следом. Деревенские жители плотным кольцом обступили дерево у одной из хижин. Корни дерева оплела коричневато-серая змея почти в метр длиной. Я подхожу к ней, прикидывая, как лучше распутать эту ядовитую змею, чтобы снять ее с корней дерева, но, когда я оказываюсь совсем близко, я узнаю ее по характерным чешуйкам на голове. Это домовая змея, Lampmphis, совершенно безобидное существо. Я изучала таких змей, когда готовилась к поездке. Одну из них я даже вынимала из банки с формалином, чтобы получше ее рассмотреть. Самый простой способ распутать эту змею – это позволить ей укусить меня за правую руку. Это на некоторое время зафиксирует ее голову, и я смогу распутать ее левой рукой. Но когда я протягиваю к ней руку, в толпе наблюдателей вдруг раздается пронзительный крик: «Мадам умрет!» Разумом я сознаю, что змея не ядовитая. Но здесь, в совершенно незнакомой обстановке, я вдруг начинаю сомневаться. Правда, это длится всего несколько мгновений. Я наклоняюсь к змее, и ее челюсти впиваются мне в запястье. Пигмеи в ужасе кричат. Я распутываю змею, отцепляю ее от руки и запихиваю в мешок. Пигмеи наблюдают за происходящим с благоговейным страхом. Они думают, что все змеи ядовиты, и никакие мои аргументы не могут разубедить их в этом. Они решили, что я колдунья, обладающая особой властью над змеями. Змей они боятся, но еще больше они боятся колдунов. То, что я прослыла колдуньей, приводит к крайне неприятным последствиям. Пигмеи отказываются сопровождать меня в лесу, и мне приходится нанять двоих из них в качестве помощников. Позже я узнаю, что начальник лагеря подгоняет рабочих, говоря, что если они не будут стараться, он попросит колдунью и она заколдует их. Во время своей первой вылазки я отправляюсь в лагерь в 45 километрах от нашего лагеря. Проводники мне достались на редкость бестолковые и тяжелые в общении. Я предпочла бы одиночество компании угрюмого Бакембе и не в меру игривого молодого Дада, но они умеют ориентироваться в лесу, а я нет. К тому же работать в одиночку в условиях, когда в любой момент может возникнуть чрезвычайная ситуация, запрещено. Я не привыкла иметь слуг, это довольно тяжело, так как мне приходиться придумывать, чем их занять в течение дня. Я должна научиться быть руководителем, а не другом. Положение усугубляется тем, что пигмеи привыкли работать с биологами, занимающимися приматами. Те встают рано, целый день делают наблюдения и ложатся спать после захода солнца, что является привычным распорядком дня для пигмеев. Но у герпетолога совсем другой режим. Утром, пока солнце не прогреет лес и змеи и ящерицы не начнут шевелиться, герпетологу там делать нечего, а лягушек лучше всего ловить ночью. Бакембе и Дада боятся ходить по ночам, а уж о том, чтобы сопровождать меня по болотам, и речи быть не может. Поэтому, пока я брожу по пояс в воде, мои проводники спят. А я тем временем собираю лягушек и подкрадываюсь к западноафриканским карликовым крокодилам, чтобы узнать, насколько близко они меня к себе подпустят, прежде чем скрыться под водой. Иногда мне попадаются карликовые бегемоты. Я возвращаюсь в наш маленький лагерь около полуночи, насквозь промокшая и уставшая. Несмотря на мои протесты, в шесть утра Бакембе и Дада будят меня и потчуют остатками вчерашнего ужина, которые всю ночь простояли на открытом воздухе. В первый вечер они спросили у меня, что приготовить на ужин. Я оставила это на их усмотрение, что оказалось большой ошибкой, потому что они приготовили свое любимое блюдо: фоу-фоу с копченой рыбой. Фоу-фоу – это безвкусная резиноподобная масса из маниоки с водой. Рыбу они поймали в реке и закоптили в корзине над костром. Эту корзину носят с собой с места на место. По пути мухи откладывают в ней яйца. Кусочки рыбы, прилипшие к корзине, начинают гнить. Но поскольку ужинают уже после наступления темноты, вы не видите ни личинок, ни рыбьих голов, и обнаруживаете их, только когда-начинаете пережевывать все это.
Читать дальше