Андрей Грицман: Голоса ветра

«Второй ветер» этой книги ложится в долину Гудзона . Интонации меняются , ужесточаются , строки укорачиваются до уровня афоризма или вновь растягиваются вместе длинными наплывами ветра . Поэт прожил в Америке тридцать лет : в предисловии говорит , что хотел бы поделиться впечатлениями . Что ж можно и так . О сложных вещах можно говорить просто . Итак , к какой классификации Ямсталера отнести этот ветер ? На чем настоян он ? Что привнесли в нее воды Гудзона , этой великой «кругосветной реки» Фени-мора Купера и Тома Вейтса ? Андрей пишет о наших родных местах , радость узнавания мешается с взглядом свидетеля и наблюдателя .

Боже , как грустно узнавать себя в этих строках : и нет выхода ? Почему , в конце концов , я уверовал в цельность , в возможность таковой ? «Быть прямым в кривом , цельным в раздробленном» . По - моему , ветер , как одна из самых чистых вещей на свете , к такому состоянию души , располагает . Более того , я скучаю по этому ветру . По ветру в долине Гудзона . Хотя меня в тех краях ветер нес в самую отчаянную неизвестность . Пусть мы и научились с некоторых пор чувствовать себя дома одновременно везде и нигде . Америка – не только сеть дорожных коммуникаций и благоустроенных отелей среди лесов и прерий . Грицман связан с культурой этой страны , принимает ее всерьез и , в силу своей вовлеченности в контекст , служит ей преданно и самозабвенно .

Поэт за рулем . Опьянение скоростью также может менять природу души , способствовать ее переходу с одного уровня на другой . «Кочевник асфальта» – не обязательно прожигатель жизни , искатель сильных эмоций . Как ни странно , лучшие строки и мысли чаще всего приходят именно во время вождения автомобиля . Уход от профанного состояния к высокому может осуществляться самыми обыкновенными способами . Была бы на это воля поэта . Грицману этот «диониссийский порыв» к лицу , он – человек рисковый .

Самоиронией звучат последние строки поэмы, отколесившей вместе с автором все восточное побережье .

Пора «энтропии любви» подходит к концу, приходит время чего-то более важного, истинного, того, для чего ты призван в этот мир. Человек, так долго стоящий на мировом ветру, способен, должно быть, идти и против ветра. Мужественности у поэзии Андрея Грицмана на это хватает.

Есть еще одно чувство, при чтении стихов Грицмана меня не оставляющее. С характером погоды мы определились – «было ветрено», а вот с местом… Не знаю по какой причине, но меня его стихи последних лет неумолимо возвращают на «граунд зеро», на могилу символических торговых башен-близнецов – удивлюсь, если событие 11 сентября 2001 года стало для кого-то лишь курьезной страницей истории. 2001 год мы встречали вместе, на горнолыжном курорте в Вермонте. Накрыли стол в отеле, включили телевизор, разговоры о поэзии перемежали незлобивыми вздохами о том, что «родина нас забыла». За окном – настоящая зима, где «лапы у елей дрожат на весу», вполне по-русски побрякивают тройки с бубенцами (для туристов), «лыжи у печки стоят» и т. п. Господина Буша-младшего и жену его Лору Буш я впервые увидел непосредственно перед торжественным «боем курантов». Обсуждение было коротким. До физионогмических оценок мы не опускались, манера речи слуха не покоробила: удивила мешковатость нового президента, форма бровей домиком (я до сих пор размышляю, что может появиться в голове у человека, имеющего такую графику лица) и то, что передвигается он на чуть согнутых в коленях ногах. Общее мнение: нормальный мужик. Сойдет. А ведь оба пишем прозу! Внимательные вроде люди. В общем, Ломброзо поставил бы нам «неуд.», сто процентов. А ведь мы встречали новую эпоху, а не какой-нибудь очередной «симулякр»! Поутру лепили снежных баб, угощали друг друга коньяком, что так янтарен на солнечном снегу. Не могли даже представить, что еще чуть-чуть и «поедем… и помчимся».