Катя Метелица - Уездный город М.

На столе возникли два стакана-тюльпанчика, на дне по веточке мяты. «Марокканский чай!» Мы попытались заказать такой же, но без сахара. «Без сахара нельзя. В марокканский чай идет сахар. Но если вы хотите, можно положить поменьше», – и принесла чайник густого сиропа: чудеса кончились. Вообще надо было, конечно, как те девицы, просто купить по булке и посидеть с этими булками на скамейке, медитируя на первую травку. Заказали, в общем, бизнес-ланч, один на двоих. «А гарнир? К горячему идет рис или картошка фри. Что вы будете?» Мы сказали, что ничего не будем. Через полчаса появились две плошки с салатами и суп. Еще через полчаса – наша официантка в сопровождении другой официантки. У первой лицо растерянное, у второй – решительное, даже агрессивное. «Ко второму ложится гарнир, это обязательно. Что желаете: рис или картошку фри?» «Пусть картошка», – испуганно сказала моя подруга, в то время как я, одновременно с ней, сказала: «Ладно, рис».

– Это еще ничего! – сказала Милена, когда официантки наконец отошли. – Когда моя дочка училась в частной школе, там по четвергам весь год на обед давали рыбу под майонезом. Дети ее никогда не ели, говорили: «Фу, опять эта рыба, какая гадость!» Родители на собрании пробовали что-то вякать, но директриса заявила: «Очень, очень вкусная рыба! Просто детям она почему-то не нравится».

А я не могу забыть, как пришла делать маникюр, и у маникюрши в кабинете (метр на метр) было включено «Радио-шансон». Я попросила выключить, а она сказала: «Ну, не знаю. Клиентам нравится!» Притом что, кроме меня, никаких «клиентов» там не было и в принципе быть не могло. В общем, пожаловались друг другу – как две жертвы мирового абсурда… Но только я теперь думаю: а может, это вовсе и не абсурд? Может, мы с ней просто не сумели вписаться в некую простроенную систему Идеального Мира? Где дети по четвергам с удовольствием едят на обед рыбу, запеченную в духовке с луком и майонезом, а «клиенты» доверчиво и с благодарностью предоставляют свои обломанные ногти умелой манипуляторше, равно наслаждаясь теплой ванночкой и «Владимирским централом». А в марокканском кафе громко и зазывно гудит марокканская же музыка, за столик на двоих усаживаются два человека, а за столик на четверых – соответственно четверо. И в чай идет (и никуда уже из него не возвращается) сахар, а к горячему идет, опять-таки, гарнир – сваренный по-восточному рис или пожаренная во фритюрнице картошка. Нам принесли, кстати, картошку – на которую со страху согласилась моя подруга. Жирную, горячую, соленую картошку фри, как в «Макдоналдсе». И я ее всю, в легкой задумчивости, съела.

Кофе скоро польется у меня из ушей. Девятая большая чашка, кофеиновая интоксикация. В голове гул, на печени тоска, в глазах песок. Легла не поздно, в час. Встала в десять, заснула в полшестого, убила семерых. Комары у нас мелкие, черноватые, дико проворные и злые как собаки. Прокусывают даже сквозь одеяло и звенят со сверхъестественной пронзительностью. В июне у них пик активности, но вообще-то летают даже зимой, и антикомариные машинки не очень помогают, нужно хотя бы две штуки на комнату. Гнездятся, говорят, в подвале. Мой нежный муж говорит, что в нашей квартире из-за этого жить нельзя, и живет летом на даче – там комары вялые, несущественные. А я ничего. Всуну по комарилке в каждую розетку, обмотаюсь одеялом и живу.

Если совсем уж зверствуют, начинаю на них охоту: тут главное сначала замереть, приманить гада на голую руку или ногу, а потом бить резко и точно. Я не люблю комаров, но я их уважаю. В сущности, комары – мои спарринг-партнеры, они помогают мне закалять характер. Кто не любит комаров (помимо моего чувствительного мужа), это международные эксперты. В этом году Mercer Consulting определил Москве 201-е место (из 215 крупных городов мира) по уровню здоровья и санитарии. Рядом с нами Уагадугу (Буркина-Фасо), на две строчки выше – Киншаса (Конго). В Африке, на цивилизованный вкус, слишком много мух – у нас тоже. Хотя, по строгости, на цивилизованный вкус, одна муха – уже много, но одна – это все-таки особь, насекомое с забавными глазами-фасетками, а вот «мухи» – это уже показатель так-себе- качества жизни… Вы не знаете, куда пропали такие специальные карандаши, которыми надо мазать оконные рамы, чтобы мухи не летели внутрь, а вылетали только наружу? Прошлым летом они нас прямо спасали. Неужели все раскупили? В этом году я борюсь с мухами взглядом и словом. Тихо говорю мухам: «Кыш!» – и все. Не поверите, но помогает. Я не люблю мух и совсем их не уважаю, но я им отчасти благодарна. Они помогают мне воспитывать в себе, во-первых, волю, а во-вторых, терпимость. Раньше мою терпимость проверяли тараканы – и я с треском (с визгом, переходящим в истерический вой) проваливала проверку. Тараканы жили у нас в прежней квартире на Тверской, в так называемой цэковской четырнадцатиэтажке. А тут, в дореволюционном доме на Хитровке, их нету, нету, нету! Впрочем, говорят, тараканы нас вообще покинули – они, оказывается, не выносят излучений мобильных телефонов. А мы – выносим. То есть хлюпики, конечно, мигрируют на дачу, но мы, настоящие москвичи, – мы все выносим: и мобильные излучения, и злокачественных подвальных комаров, и помоечных мух. 201-е место, вы говорите? Вы говорите – позор? Конечно, позор. Но все равно – я люблю Москву.