Владимир Рукосуев - Гураны. Исчезающее племя

– Отец, тебя надурили, мотоцикл с пробегом продали.

– Как так, он же в упаковке был?

Тут отчим увидел встревоженные, мягко выражаясь, лица сыновей и быстро нашел выход. Выяснил у старика, что мотоцикл стоит на подножке с поднятым передним колесом и объявил, что через щели в сарае ветер крутит колесо и наматывает пробег на спидометре. Колесо поставили на землю, неприятность устранили, а парни уцелели. Старший сын, Геннадий, иногда устраивал акты неповиновения. Запомнился один, перед его уходом в армию. Пришла повестка, а отцу вдруг захотелось его женить, льготы или еще что-то можно было выхлопотать. Объявил об этом сыну и, не слушая его возражений, поехал в соседнее село Манкечур сватать невесту, которую сыновья в глаза не видели. Сосватал, объявил день свадьбы, пригласил гостей. Геннадий возражает, а приготовления идут своим чередом. Выполняются все положенные ритуалы, назначаются ведущие, дружки, кто там еще. В день свадьбы все наготове, ждут сватов с невестой и новой родней. Тут вдруг Санька, второй сын, который на 2 года младше жениха, приходит и говорит, что Генка сбежал куда-то и до ухода в армию не появится. Позор полбеды, а затраты какие! Старик нашел выход: поняв, что Генку не достать, а сваты подъезжают, заставил жениться семнадцатилетнего Саньку. И ничего, нормальная семья получилась.

Козел был большой, бородатый и страшный. Он уперся мне в голый живот метровыми перекрещенными рогами и противно мекая, выдавливал из него жизнь, взамен наполняя ужасом. На заборе бесновались мои новые друзья, восхищенными возгласами выражая восторг. Я орал так, что заглушил все звуки и опомнился, когда в загон влетела какая-то тетка с ведром в руке, которым стала охаживать моего рогатого обидчика, разбрызгивая во все стороны молоко из подойника. Тот бросил меня и напал на тетку. Я, обезумев от страха и боли, пытался залезть на высокий забор в поисках спасения. Женщина, свалив козла на землю и надавав ему пинков в бока кирзовыми сапогами, взяла меня за руку и вывела через калитку, пятясь задом и отмахиваясь ведром от не желавшего оставаться в долгу хозяина загона.

А так интересно все начиналось. Переезд в деревню мои ожидания оправдал в полной мере и даже больше. Я и раньше не был чрезмерно опекаемым, но все же за нами присматривали то бабушка, то родители. Здесь бабушек не было, а родители, сразу впряженные в работу с непривычно безразмерным рабочим днем, и хотели бы принять участие в моей адаптации, но возможности не имели. Робкие попытки матери напомнить о существовании ребенка вызывали у селян смех. Одного ребенка они обременением не считали, у них по три-пять, без присмотра бегало. Побежал и я, ошалев от неожиданно свалившейся на меня свободы.

Наставником по ускоренному вживанию в сельскую жизнь, конечно, оказался сын наших временных хозяев, Гошка. Наш дом был достроен месяца через три и к этому времени я прошел «курс молодого бойца» под его руководством и активном участии многочисленных помощников.

Первый этап на новом месте, естественно, ознакомление. На следующий день мама взяла меня на работу в магазин, куда ее назначили немедленно, так как он не работал уже с полгода. Продавщица ушла в декретный отпуск без намерения возвращаться назад. Оповещенное об открытии магазина незанятое население, а это старухи и дети, с утра в полном составе заявилось в магазин. Все захотели познакомиться с новыми односельчанами и принять живейшее участие в их судьбе. Было очень интересно. Все на «ты». Имена, по которым обращались друг к другу необычные. Очень редко можно было услышать «Сергеевна» или «Матвеевна», в основном это были Юльки, Тоськи, Маньки и Катьки. Еще Каргиха, Швалиха, Кузнечиха, Фартусиха и т. п. По имени и отчеству прозывалась только учительница Валентина Семеновна Колесникова. Даже управляющего звали либо «управ» либо Иннокентий или Гурбатов. Общение мало отличалось от того, к которому я привык, живя в шахтерском бараке, да и людей в деревне не больше.

Еще мне пришлось привыкать к новому языку. В Букачаче и Черновских, где я до этого жил, по-гурански не говорили. Здесь же над моей речью смеялись. Сверстники не понимали, а те, что постарше, передразнивали, говоря, что я выделываюсь – «выбражаю». Так что я быстро освоил местное наречие, потешая домашних. Особенно тщательно приходилось следить за окончаниями, чтобы ненароком не оконфузиться, сказав, например, «гуляем» вместо правильного «гулям».