Ruffo Dogert - Огненно-рыжая. Зло порождает зло

– Ведьмы! – казалось, мужчина лишь силой воли подавил в себе желание подскочить на месте, как это сделал стоящий перед ним сын.

В бывшую на редкость теплую осень, холодный ветер, пробравший до костей даже сквозь осеннее пальто, был весьма странным явлением. С леденящим душу воем он пронесся по площади и, появившись из ниоткуда, исчез в никуда. Мужчина с едва скрываемой настороженностью расправил широкие плечи и обернулся на голос, чтобы увидеть перед собой незнакомую горбатую старуху, тяжело опирающуюся на кривую клюку.

Старинного покроя потрепанный черный плащ, накинутый на кривой горб, свисал до самой земли, подметая полами асфальт. Глубокий капюшон был надвинут по самое основание, скрывая от чужих взглядов дряхлое морщинистое лицо. Черная ткань шевельнулась, когда старуха повела головой и шумно, хорошо различимо в вязкой тишине осенней ночи, быстро задышала, кажется, принюхиваясь. Замерший мужчина был не в силах оторвать от нее взгляд, готовый поклясться в том, что крылья ее носа, крючком выступающего из-под черного балахона, трепетали в хищном предвкушении. Огромная бородавка, приковывающая к себе взгляд, не смотря на вызываемое отвращение, покачивалась в такт коротких движений.

Мужчина сглотнул – от женщины тянуло необъяснимым холодом – могильным холодом, вызывая в нем сковывающий мышцы трепет. Не отдавая сам себе в этом отчет, он сделал шаг назад, пытаясь прикрыть собой смотрящего во все глаза на странную старуху сына. Однако та лишь отчетливо насмешливо фыркнула и с усердием застучала клюкой по асфальтированной площади, чтобы несколькими секундами позже уже не спеша обогнуть напрягшегося человека. Она заглянула за широкую спину и встретилась с неуверенным взглядом карих глаз мальчишки, который, в силу детской наивности, еще не до конца решил для себя чего испытывает больше: страха или неподдельного интереса.

– Знавала я истории про таких… – прокаркала странная незнакомка, пока с хитрым прищуром всматривалась в вытянувшееся лицо ребенка, медленно пожевывая морщинистую нижнюю губу. Острый выступающий подбородок размеренно шевелился в такт движениям впалой челюсти и несколько длинных седых волосков на нем трепетали на осеннем ночном ветру.

Старуха молчала еще какое-то время, а затем неожиданно вскинула голову, заставив мужчину вздрогнуть и отступить на несколько шагов назад, вновь в инстинктивном защитном жесте оттесняя сына за спину.

– Не существует их, значит, говоришь? Ну-ну…

Женщина в черном балахоне подняла свою клюку и, несмотря на то, что хромала на обе ноги, как старая утка прытко подошла вплотную к напрягшемуся отцу ребенка. Терпкий запах старости резанул по его обонянию, контрастируя со зловонием гниющих зубов. Корявая деревянная ручка клюки, отполированная за многие годы старческой ладонью, уперлась в его солнечное сплетение, необъяснимым образом сковывая и, кажется, не давая не только пошевелиться, но и вздохнуть. Прищурив тусклые зеленые глаза, сверкающие в беспроглядной тьме капюшона как у кошки, странная старуха продолжила таинственным голосом, вдавливая неожиданно твердой рукой в грудь человека деревянную рукоять:

– Низкие серые тучи в тот день тянулись вдаль, до самого горизонта – обещали вновь принести за собой холодные капли дождя, что всем уже опостылел. Рваной пористой дорогой они неспешно плыли друг за другом. Извивались. Копошились. Они были как клубок гремучих змей на предгрозовом небе. Плясали и вили кольца, отбрасывая на грязные камни этой щербатой мостовой свои тени: причудливые и черные. Они хитро прятались за верхушками деревьев: высоких… корявых… стоящих здесь не первый век, густым кольцом плотно обступавших городок – богом забытый и вытравленный чумой.

С каждым годом, с тех самых пор как в нем поселились люди, возведя свои постройки, черные стволы, будто приманенные безумием и злобой, подползали все ближе и ближе, словно намереваясь проглотить погрязшее в пучине безумной «охоты на ведьм» поселение.

К тому дню, о котором я расскажу, черный лес уже пробивался сквозь сырой чернозем вплотную к обветшалым бревенчатым домам на окраине. Лукаво заглядывал в грязные окна, высовывал нос из-за низких пологих крыш домов, а вдалеке, за его взлохмаченной плешивой опушкой привычно для всех рокотал гром. Он вторил гомону разбушевавшейся в преддверии ожидаемого зрелища толпы… – старуха прервалась, а глаза ее покрылись дымкой воспоминаний. Она вновь вяло пожевала нижнюю губу беззубой челюстью, а затем, словно пробудившись ото сна, оттолкнула остолбеневшего и, кажется, задыхающегося мужчину со своей дороги. Цепко всмотревшись зло сверкающими глазами в лицо мальчишки, замершего и не имеющего возможности отвести от нее взгляда, она зловеще продолжила: