– Могу ли я любить? Любить до безумия? Или вместо меня любит Ромео? Могу ли я ненавидеть? Ненавидеть неистово, всепоглощающе? Или это тоже удел героев, а не бледной тени актера? Я прожил сотню чужих жизней, но прожил ли я свою? Может быть ты – это и есть мой истинный облик, плоский эфемерный рисунок на асфальте?
Театральный король закрыл лицо руками, размазывая грим по щекам.
– Я устал! – хрипло молвил он глядя на свою тень. – Я хочу освободиться, увидеть себя настоящего! Каков я без грима, без этой пафосной одежды. Хоть раз сделай доброе дело, и покажи мне, какой я есть на самом деле!
Служитель Мельпомены сорвал с головы корону, прижимавшую белокурый парик, и зашвырнул в зрительный зал. Медный ободок ударился о ножку кресла и со звоном закружился на месте. Следом полетел парик, круглый медальон на толстой цепи, короткий плащ с меховой оторочкой, парчовый вамс и нелепые штаны, подбитые ватой. Бывший король с остервенением срывал с себя одежду, как будто она жгла ему кожу. Тень тот час же повторяла все движения своего хозяина, пока на паркете не оказался весь костюм.
Сквозняк все так же раскачивал атласные падуги, одинокий софит освещал сцену, на которой стоял растерянный мужчина. Он смотрел себе под ноги, туда, где раньше была его тень. Сейчас же, темное бесформенное пятно отбрасывала лишь горка вещей, брезгливо отброшенная в сторону, а не сам человек.
Зачем ты молчишь?
Нет, я правильно выразилась! «Почему» говорит о мотивах, а «зачем» – о целях твоего молчания. Вот я и хочу узнать, чего ты хочешь? Если того, что бы я на тебя обиделась и оставила в покое, то у тебя ничего не вышло, придумай что-нибудь другое.
Ты пойми, все, что происходило днем вокруг нас, не важно!
Важно то, что кто-то умный придумал вот такой вот телефон, на одном конце которого висишь ты, а на другом вся вселенная в моем лице. Я уже вижу голубой шар планеты с высоты космического астероида, из которого поднимается скрученный телефонный провод с красной трубкой, за которую держусь я. И отсюда кажется, что я держу за ниточку привязанный к ней воздушный шарик, а не целую планету. Красивый такой шарик, хочу сказать! И мы парим в невесомости: я, телефонная трубка, космическая пыль и твое молчание. Оно так гармонично вливается в тишину вакуума, как скрипка в симфонию Моцарта. Слушай, а давай сходим на концерт? Ну, или хотя бы представим, что пойдем? Допустим, мне достались халявные билеты на какого-нибудь супер современного музыканта-авангардиста! Сойдет? Предположим, что мы ничегошеньки не поймём. Я так точно! Я вообще в музыке не очень разбираюсь. Ты тоже, правда? То, что не понравиться концерт – это не важно! Зато как здорово будет гулять под дождем! Он обязательно будет идти, ты не против? И ничего, что промокнем виртуозно, пока будем ловить капли ртом, представляя, что это бренди. Ты, кстати, бренди любишь?
Хорошо, я тоже! Ох и пьяные мы будем! Я, если честно, уже немножко пьяная, то ли от будущего дождя, то ли от твоего молчания.
С концертом только беда. Но это тоже фигня! А знаешь, что не фигня? То, что та тетка с рынка, у которой я купила сапоги, не соврала, представляешь! Вот это поистине уникальное явление в природе, такого больше не увидишь! А если бы она меня обманула и я купила другие сапоги и промочила сегодня ноги в этой мерзопакостной слякотной жиже, то сейчас сидела бы в кресле, укутавшись в десять одеял, измарав стопку носовых платков, а уж никак не болтала бы с тобой по телефону! Потому как вылезть из одеялового кокона свыше моих сил, а телефон, как ты знаешь в коридоре и до него никак не добраться, не совершив самоубийства раскукливания.
Кто это у тебя там бормочет? Телевизор? Ты лучше выключай его перед сном, хорошо? Я тебе сама сейчас рассказываю о самых важных в мире вещах. Да, с одной стороны наводнение в Париже это плохо, а с другой – хорошо! Ну, в смысле не то, что бы совсем хорошо, но хорошо, что там, а не здесь. А еще хорошо, что мы тут, а не там! А-то как бы мы встречались, если я плавать не умею?
Глупости! Не может там быть таких же людей, как мы, не смеши! Не может и все! Это абсолютно невозможное явление! Это как представить, что мы пингвины, и ты говоришь, что в Париже могут жить такие же пингвины, как мы. Пингвины живут в Антарктике, это все знают, и больше нигде не живут!
Нет, зоопарки не считаются! Зоопарки – это не по-настоящему, это как в кино, понимаешь? А мы с тобой настоящие! Можно сказать образец «настоящности»! И нам когда-нибудь поставят памятник. Нет, не посмертный. Ну, такой тоже поставят, а еще другой, не такой, как этот. Или этот как тот? Бр! Я уже сама запуталась, какой тот, а какой этот!
Читать дальше