– выпьем за то, что ты называешь любовью, – всё тем же насыщенным голосом произнёс он и протянул стакан виски сидящему на диване.
обладатель бархатного баритона встал и поравнялся плечами с головой своего товарища. он взял стакан и, совершенно игнорируя предложенный тост, залпом опустошил ёмкость. его взгляд сверкнул под градусом выпитого и уставился прямо в лицо собеседнику.
светло-русая молодая физиономия с добродушными голубоватыми глазами, ровными чертами и бесконечным, заполняющим медленно пьянеющий взгляд, стремлением найти истину, смотрела на абсолютно непохожего на него самого молодого человека – гостя квартиры в зеленоватой майке. резко сделав какое-то непонятное телодвижение, парень схватился за свои светло-русые волосы и практически закричал:
– я понял! понял!
его лицо расплылось в довольной улыбке маленького ребенка, нашедшего спрятанную родителями шоколадку, глаза воспламенились, одержимые найденной разгадкой чего-то, тревожащего его разум.
– ты, ты говоришь, – продолжал он почти задыхаясь, – ты утверждаешь, что любовь есть потребность, затем убеждаешь самого себя, что тебе не знакомо это чувство, потому что некого любить – знаешь, почему так? – баритон остановился на пару секунд, словно пытаясь отдышаться, – ты боишься. очень боишься, но ищешь другие причины, чтобы скрыть свой страх от окружающих. мол, некого любить. да как же? вокруг столько людей – сотни, тысячи, миллионы!
парень выпалил всё на выдохе. замер, ликуя и сияя всем своим существом, как будто открыл третью Америку или нашел новую планету в нашей галактике. он с трудом набирал воздух, также тяжело выпускал его, подсознательно желая стабилизировать сбитое восторженным волнением дыхание и стесняясь самого же себя.
– боюсь чего? – не теряя спокойствия в голосе спросил широкоплечий молодой человек.
– ты боишься нуждаться в ком-то сильнее, чем в воздухе. боишься появления в твоей жизни человека, который будет тебе нужен в том большем смысле, о котором ты так подробно говорил. боишься проснуться и понять…
– прекрати, – строго, серьёзно, но совершенно холодно, без всплеска и натиска, отрезал голос высокой фигуры, допивающей второй стакан.
– самое время любить. ты только посмотри, – баритон подошел к окну.
одиннадцатый этаж раскрывал неописуемую красоту ночного шумного города, искрящегося неоновыми огнями, яркой, броской иллюминацией и наполненного бесконечными бетонными стенами, гранитными мостовыми, одинокими улицами, угрюмыми постройками и миллионами людей, движущихся, несущихся в поисках чего-то, забывающих обо всём на свете, будучи одержимыми одной навязчивой идеей.
– взгляни, – продолжал молодой человек, – в этом множестве границ, чётких линий, стен, в этом бескрайнем потоке цифр, букв, знаков, картинок, в этих денежных единицах, неустанном поиске не пойми чего, в этом бешеном ритме нет души. нет человеческого тепла. утопая в бездонной бесконечности всего и вся, мы теряем собственную способность чувствовать, удивляться, быть эмоциональными.
– к чему эта философия? – скептически взглянув на воодушевлённого друга, спросил обладатель обаятельной улыбки, окаймлённой тёмной бородой.
– а к тому, что любовь делает нас людьми. пока чьё-то существование волнует тебя хотя бы чуточку больше, чем своё собственное, ты жив, ты не умираешь в погоне за числами, показателями и верхними строчками тех или иных рейтингов.
– звучит а-ля тост, – с усмешкой произнёс молодой человек, проглотив очередную порцию виски в один глоток, и провёл рукой по чуть колющейся щеке, – пожалуй, в чём-то ты прав, – голос поник, улыбка сошла с лица, а глаза налились тем глубоким тёмным оттенком серьёзности и задумчивости, который всегда пугал стеснительного, переплюнувшего в росте, но не в решительности, собеседника, – половина людей совсем забыла о чём-то настоящем. сказать «люблю» для многих не имеет никакой трудности, как, собственно, и смысла. это сочетание 5 букв в их понимании не значит ровным счётом ничего. неделю они без ума любят одного человека, а с понедельника клянутся в верности второму. махинации, интриги, тайны – всё это делает само понятие любви пошлым, обесцененным и пустым, – высокая фигура артистично кашлянула, – пустым, как твоя голова после второго стакана. не умеешь ты пить, совсем не умеешь.
светлая физиономия отчаянно замотала из стороны в сторону в знак своего протеста, стараясь хоть визуально опровергнуть слова друга, но градус, ударивший в затылок, превратил отрицания голубоглазого товарища в неуклюжее пошатывание того, что держится на шее. гость уже знакомой нам комнаты усмехнулся, но ничего не сказал.
Читать дальше