Эльвира Абдулова - Дарованные встречи

Старшие коллеги вновь поинтересовались моим самочувствием, когда я вернулась в учительскую, и удивились. Позже я узнала, что самого опасного возмутителя спокойствия в тот день не было, и мои ученики отправились к нему домой с просьбой «не обижать хорошую молодую учительницу». Все у меня получилось – и в первый день и в дальнейшем. Без моих речей и домашних заготовок – я просто была собой, и они меня приняли!

Тот хулиган скоро вернулся в класс – взрослее других, циничнее, он смотрел на одноклассников свысока, а на меня с интересом. Ясно было, что жизнь вне школы для него гораздо более привлекательна и там было все, кроме домашнего задания, конечно. Он сидел молча, облизывал пухлые губы и на общих фотографиях всегда норовил встать поближе ко мне. Я чувствовала его мужской взгляд на себе, но не сердилась: юноши в Городе Детства мужали и созревали быстрее девчонок. Один черно-белый снимок имел забавную историю. У дверей школы, на ступеньках, собралась группа уже девятиклассников – меня попросили встать в самый центр. Ровшан по обыкновению пристроился рядом. Нечеткая черно-белая фотография не отразила ни цвет моего свитера, ни легкого макияжа – она лишила меня барьера, который я так усердно создавала, и сделала меня такой же, как они. Дома пузатый и усатый папа Ровшана, показав на меня пальцем, спросил у сына:

– Бу гыз кимдир? (Эта девочка – кто такая?)

– Бизим мяллимя! (Наша учительница!)

– Пах, пах! (Удивление с восхищением)…

Педагогический коллектив моей школы состоял в основном из учителей почтенных и заслуживших авторитет большим стажем работы. К ним вели детей в первый класс, они выступали с напутственными словами и они же получали самые лучшие букеты и дорогие подарки к праздникам. В Городе Детства обо всем и со всеми можно было договориться – этим «матронам» доверяли и все щекотливые моменты, когда требовалась мудрость восточной женщины, приправленная огромным педагогическим стажем. Портрет неподкупной Марии Ивановны сиял для меня еще ярче и вызывал запоздавшее уважение – с ней договориться было нельзя. Конечно, были и педагоги среднего возраста, спешившие домой к растущим детям; они выбегали из школы раньше шумной толпы школьников, они отказывались от классного руководства, не проводили мероприятий – к ним не шли молодые преподаватели за помощью, они жили иной жизнью, в которой школа была лишь местом работы. Молодая поросль была немногочисленной: учительница азербайджанского языка, бойкая и строгая; учительница физики, которая шла на урок как на казнь (мы вспоминали забавный выпуск «Ералаша» с Хазановым в роли учителя) и моя коллега, преподавательница русского языка и литературы, уверенная в себе особа, глядящая на меня снисходительно. Конечно, хозяйкой кабинета была она – а я всего лишь робкой гостьей. Кроме всего прочего, ей удалось найти подход к грозному заучу – и ее расписание всегда радовало отсутствием «окон» и непредвиденных сюрпризов. Моя коллега была щедро одарена природой широкими бедрами и миниатюрным верхом – они сознательно выделяла эту диспропорцию определенным фасоном платьев и юбок. Происходя из учительской семьи, она демонстрировала преемственность поколений и свою исключительность, но большего я сказать о ней не могла. То, что ее не уважают мужчины из нашего, почти на 90 процентов женского коллектива, было для меня откровением. Как-то раз от «морального падения» меня решил спасти педагог труда, суровый и смуглый мужчина лет сорока. Мы вместе дожидались автобуса и он, долго ходя вокруг да около, наконец высказал то, что беспокоило не его одного.

– Эльвира-ханум, не дружите с Ириной Николаевной! Она Вам не пара, честное слово, да! Вы – чистый семейный человек, а она встречается с женатым мужчиной! Не стесняется даже-э! Он к школе ее везет! Дети смотрят, учителя, родители – не стыдно, э! Вы не дружите с ней, хорошо? Я Вас как сестру прошу!…

Конечно, дружить я с ней не перестала (если наше тихое соседство можно было назвать дружбой). Дети ее очень любили, со мной тайнами она не делилась, а услышанная информация ни в какой степени не могла изменить моего к ней отношения…

Год спустя мои ученики говорили, что помнят в мелочах, как я выглядела, о чем говорила им на уроках, помнят все наши вылазки в центр города, творческие вечера и походы в театр. Директор тоже принял меня хорошо, хотя поначалу настороженно. Седовласый, невысокий, всегда безупречно одетый, он готовился уйти на пенсию – мы, конечно, видели его в гневе, но на меня это не распространялось. Ясно было, что он хочет порядка и покоя, чтобы уйти на заслуженный отдых мирно и без проблем.