Павел Сафонов - Приключения северянина. Сборник рассказов

– Паша, почему я тебя раньше не видел?

Паша немного косит, когда с кем-нибудь разговаривает, улыбается притягательной улыбкой.

– Я со Средних, недавно.

– Это Павел Рультытегин! – Вельгоша говорит не торопясь, не поворачивая к нам головы. Знает, что его услышат.

– Я Тергувье, а не Рультытегин!

Почему-то его слова Пашу задели.

– Читал «Слепой поводырь» Пескова? Перед тобой его сын!

– Кто ж не читал «Слепого поводыря»!

– Что кончал, Паша, десятилетку?

– В Петропавловске учился в педагогическом, потом ушел, старикам помогать надо было.

– С какого курса?

– С четвертого.

– Что ж не дотянешь?

– Некогда!

Илье Ивановичу вдруг вспомнилась гонка на оленях, в которой участвовал Иван Пинович.

– Олени вышли на круг, а с круга выйти не могут. Гонки давно закончились, а его все нет. Пошли искать, а его нарту олени вокруг сопки по кругу носят.

На лице главного зоотехника ироническая полуулыбка, то ли осуждающая слепого старика, что взялся не за свое дело, то ли желающая сказать: вот ведь как бывает!

Паша держит в руках газету, но мысли его ушли в детство.

– Однажды отец меня, маленького еще, до школы, повез за кедрачом. Посадил на нарту, привез на сопку и сказал: «Далеко не отходи, будь здесь». Сам залез повыше, стал собирать горелый кедрач и кидать вниз, в кучу, чтобы потом все сложить на нарту. А я же не послушался, стал лазить между палками, и одна кедрачина прилетела мне прямо по голове – бам! – Его рука описывает дугу и опускается на затылок. – И я, раз, и лежу.

Руки совершают опрокидывающий жест. Он дарит слушателям обаятельную улыбку и проводит тыльной стороной ладони под носом.

– Отец кидал, кидал, потом крикнул меня, потом стал бегать искать. Бегает, кричит, ищет.

Это надо себе представить. Лежащий ничком в снегу мальчик и мечущийся по склону слепой отец. Чувствуя беду, он проваливается в снежном месиве, спотыкается о кедрачины, вскакивает и бежит, не зная куда, гонимый одной мыслью: где сын?

– Потом наткнулся на меня. – Голос Паши звучит повествовательно. – Схватил, плачет, зовет, целует, а я молчу. – Он раскидывает руки. – Лежу.

Вельгоша продолжает иронически улыбаться. Каждый занимается своим делом. Паша посчитал, что история закончена, и углубился в газету.

Пора спать, завтра в дорогу. Хорошо бы заглянуть на мамычку Чельгата.

ГАЗ-47 – последний из могикан. Скрипит, кряхтит, но ползет и будет еще ползать, пока не развалится пополам. Илья Иванович ведет уверенно, хотя к технике имеет отношение постольку-поскольку. «На все руки» не столько от скуки, сколько по необходимости.

На слиянии ваямов, что по-русски означает «на слиянии рек», стоит наш поселок Ачайваям – начало и конец всех путешествий. В этот раз наш маршрут в первый и во второй табуны – к Алексею Опыллэ и Юрию Аляко. Первый – на Майнваяме, притоке Ачайваяма, в сорока километрах, а второй – на Апукваяме, в ста двадцати. Чтобы попасть во второй, необходимо вернуться почти к поселку и затем подняться по Апукваяму вверх. Так диктует дорога. Целиком идти – можно и не мечтать. Свалившись с колеи, натаскаешься с бревном, пока вылезешь. Колея набита хорошо, в основном третья передача. Гусеницы мелькают ровной черной полосой. Иногда «гусянка» становится на несколько сантиметров шире, и эта добавочная полоска прозрачно-стальная. Это значит, что начал вылезать палец. Приходится останавливаться, забивать его и шплинтовать проволокой. Это дешевле, чем ждать, когда «гусянка» расстегнется сама.

Вот и двадцать седьмой километр – мамычка Чельгата.

– Здесь, Илья Иванович. Когда вас ждать?

– Завтра вечером.

– Без меня справитесь?

– Конечно, машина же в порядке.

Через полчаса он будет в табуне. А потом вездеходу стоять сутки. Можно, конечно, и поковыряться в нем, но это ковыряние вечное, а гуси бывают только раз в году. Это как раз тот случай, когда работа может и постоять.

Место заприметили еще с прошлой поездки. Обширная проталина одна на десяток километров. Галечка и днем лужа. А рядом сугроб специально для охотника. На обратном пути удалось выкроить время и вырыть лыжей нору. Раскиданный снег уже растаял. Будем надеяться, что искусственный кустик на входе не будет пугать наших пернатых друзей. Хоть будет, хоть не будет – им деваться некуда. Таких «гостиниц» по всей Апуке раз-два и обчелся. Переночевать можно на мамычке, она в километре от засидки. Чельгат знал в свое время, где ставить юрту. Здесь уже маленький оазис в снежной пустыне. Поляна в пару сотен метров длиной не только освободилась от снега, но и почти сухая. Берег высокий и ветром вылизывается так, что и зимой снега чуть-чуть.