Михаил Александров - Мишкины подвиги. Деревенька моя

Вот Кулик хозяйство вёл справно, несмотря на то, что мельник, со всеми делами управлялся. И земля у него была и скотины полный двор. Мать его, бабка Анисья до смерти всё в руках держала, самое крепкое, пожалуй, хозяйство в деревне. Кулик сидел тут же, это был Мишкин прадед, но в разговоры не встревал, скорее всего и не слышал, так как был сильно глуховат. А может просто не хотел влезать в старушечьи разговоры. Потом вспоминали Афоньку Бодрова, которого бык забодал, но это уже при колхозе.

Ещё запомнилось Мишке рассуждение одной соседки по прозвищу Керсаниха, о политике, о мировой политике, но в масштабах деревни. Керсаниха рассуждала так:

– Все беды начались с японской. Помните, до японской в солдаты забрали одного Ваньку Абрамова. Так от этого деревне никакого убытку и не случилось. Про Ваньку и забыли все, до той поры пока он не вернулся, через двадцать годов, да взял в жёны Химку рябую, старую деву. А крестьянствовать так и не научился потом, хоть и в деревне вырос. Сад посадил, да пчёл завёл, разве это дело? С ружьём ещё баловался, за охотой всё ходил, срамота.

В деревне так и говорили, не «на охоту», а «за охотой». Дальше Керсаниха продолжала рассуждать:

– На японскую пятерых забрали, Васька Васильев сгинул, а Митрей Васильев без ноги пришёл. А уж как германская началась, почитай через одного подобрали, осиротили деревню. Мужиков не вернулось четверо, а кто вернулся израненный. Вон Кулик твой – обращалась Керсаниха к Мишкиной прабабке – в голову раненый пришёл, оглох. Хорошо руки-ноги целы. А уж как вторая германская, тут уж и совсем пропала деревня. Правда это опять уж при колхозах.

Про колхозы старухи говорить не любили. Эта тема, не то что вообще не обсуждалась, а как-то обрывочно. Вспомнит кто-то, какой-то эпизод, или случай и все надолго замолчат.

В дальнейшем, воспроизведя в своей голове отдельные реплики и краткие рассказы о становлении колхоза в деревне, сопоставляя различные факты, мнения, у Мишки сложилась ясная и полная картина, как это всё было. Об этом он больше узнавал от своих более молодых предков, бабушки, дедушки, их братьев, сестёр, и просто ровесников. Они были поколением первых колхозников. А поколение прадедов, всё-таки были ещё настоящие до колхозные крестьяне.

4.

Деревня жила свободной крестьянской жизнью более ста лет. Серьёзно на её жизнь не повлияли никакие катаклизмы. Даже войны, в которые время от времени вступала Российская империя на укладе деревенской жизни сильно не отразились. В японскую, первую мировою и гражданскую потеряла деревня пять мужиков. Но за счёт того, что семьи были большие, хозяйства крепкие, народ работящий, значительных перемен не произошло. Революции, что февральская, что октябрьская, вообще как-то прошли незаметно, стороной. Их вроде и не заметили. Делить было не чего, давно всё поделено, налажено и упорядочено. Возможно по тому, что деревня была лесная, труднодоступная, возможно потому, что маленькая, ни о каких продразвёрстках, тем более голоде в деревне не ведали. По крайней мере, разговоров об этом не заходило.

Всё изменилось в двадцать девятом. Вернувшиеся с уездного базара мужики привезли новость – создают колхозы, а зажиточных раскулачивают. Новость была из ряда вон. Раскулачивать в деревне нужно было всех до единого. Вернее одного с натяжкой можно было и оставить, да и то как сказать. Была в деревне одна семья, которая не вписывалась в общий деревенский достаток. Федька, Ульянин сын был немного не от мира сего. То ли умом не отличался, а может быть был ленив от природы, но что-то у него шло не так. Имел всего одну лошадку, корову, да овец десяток. По деревенским меркам бедняк. Зато было у Федьки одиннадцать детей, все практически погодки, девять старших девки, и два совсем маленьких паренька. Семье помогали всей деревней, подкармливали, одёжку отдавали. Девок старших в няньки брали, за харчи, но семье помощь, кормить не надо, ещё что и младшим принесут.

Новость о колхозах и раскулачивании, так взбудоражила деревню, что сельский сход не прекращался несколько дней. Мнения высказывались различные, от не обдуманых – уйти в леса, до мало-мальски приемлимых – перерезать скотину, мясо, инвентарь, семена и всё что можно продать, и податься в города. Но все мнения отвергались, как не состоятельные. Уйти в леса, так толку что, с начала всё начинать? Да и в лес новая власть придёт, рано или поздно, не спрячешься. Перерезать скотину среди лета, для крестьян вообще понятие абсурдное. Хозяйская жилка крепко сидела в мужиках.