Алексей Наст - Клоаки Большого города

Я прогулялся к Дому культуры мясокомбината и возвращался обратно. Было тепло, ибо июнь всё-таки победил весенний холод, и я весь проникся полным благолепием и какими-то поповскими елейными радостями, так что, приближаясь к очагу своего обитания с тыла, я шёл в полном умилении. А с тыла два кирпичных дома выглядели совсем неуютно, не смотря на россыпь балконов, высушивающих такие милые груды трусишек, лифчиков гигантских размеров, всяческих пододеяльников и остальных бытовых тряпочек и тряпиц.

Мускулистый самоуверенный Прохор только что вышел на балкон покурить, и возникновение лета его радовало так же благостно.

Прохор был в белой майке, совсем не скрывающей его великолепной груди, и в чёрном трико с отвислыми коленями. Даже в таком трико он был очарователен до невозможности. Поглядывая на моё приближение, он радостно посмеивался, и здороваться не собирался.

Сверху на балконе появилась красивая, разбитная Люка, с ворохом мокрого белья. Не глядя вниз, она начала развешивать стиранное на своих проволочных растяжках – на умилённого Прохора обрушились потоки воды.

Предчувствуя потеху, я замедлил шаг. Ясно, что у красавицы Люки стиральная машинка не автомат. Возникали сомнения, что у неё, вообще, была стиральная машинка – вода вниз лилась реальным потоком, за который соседи снизу не милуют никогда.

Добрый Прохор, удивлённо осмотрев погасшую от пролива сигарету, посмотрел вверх и весело сказал:

– Привет, Люка!

– Здорово! – Люка усердно занималась развешиванием своей простирки.

– Люка, ты чё, белье не выжимаешь?

– Тебе какое дело?

– Если ты посмотришь – у нас здесь простыни висят и наволочки.

– Мне какое дело? – развешивание с потоками воды продолжалось.

– Такое, что сейчас наше высохнет, а ты потом своё повесишь.

– Своё снимай! А моё будет висеть!

Тут Прохор потерял благодушие и начал заводиться.

– Слышь, ты!

– Мне не тыкай! – Люка набросила на проволоку новое покрывало и вода залила все балконы.

– Коза, сейчас я поднимусь… – Прохор зверел.

Я внизу внимательно наблюдал за развитием конфликта. Будь рядом юное поколение, эта оргия вражды была бы отснята смартфонами и в массе выплеснута в пространство Интернета. Даже в далёкой Америке увидели бы жестокое моральное поражение великолепного Прохора, но юных продвинутых злодеев рядом не оказалось.

Прохор разозлился не на шутку.

– Я сказал – поднимусь!

– По морде тряпкой получишь!

– Поднимусь – вы…у!

– О-о-о-о! Ты подтверди слова делом!

– Не веришь?

– Не верю!

– Иду!

Люка исхитрилась и кинула в Прохора мокрой ночнушкой.

– Поднимись, верни ночнушку! Не в…ешь – опозорю перед всеми! – пообещала она весело и зло.

Я покачал внизу головой – соседи так соседи!

Люка меня заметила:

– Что рот раззявил? Интересно?

– Здрасти, – заулыбался я.

– Тоже зайдёшь– вы..шь?

– Ха-ха-ха. Нет.

– Тогда иди, куда шёл!

И я радостно заспешил домой…

Главный герой – полковник Бонивур. Этот великолепный псевдоним, будущий полковник почерпнул из фильма молодости о героях-партизанах гражданской войны на Дальнем Востоке и, видимо, тот храбрый юноша так врезался ему в душу, что он взял себе его фамилию. А великому герою, которого казнили – честь и слава! Его дела, пусть и мелкие на общем фоне революции, не дали японцам прибрать наше Приморье к своим рукам. Нам же, выношу порицание – мы плохо помним тех, кто уберёг целостность нашего государства в то непростое время.

Но вернёмся к нашему Бонивуру – полковнику.

Я вышел на балкон, и увидел сидящего на своём балконе Бонивура.

Наш Бонивур – великолепный сорокапятилетний мужчина, поджарый, мускулистый, высокий, просто вылитый Савелий Крамаров из фильма о джентльменах удачи. Сегодня этот тип сидел на балконе в стрингах – другой одежды на нём не было, и, держась руками за штыри ограждения, очень походил на человекоподобную обезьяну в зоопарке. Он был выпивший и намеревался продолжить алкогольные наслаждения. Денег на утехи не было, и его зоркий глаз обшаривал каждый квадрат Дворка.

Бонивур всю сознательную жизнь сидел на шее покорной матери – трудиться ему было западло. Пил он тоже на халаву, но пил так, что его несколько раз запирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением, он вернулся во двор особенно добрым, и заявил, что теперь он Полковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашёл в его сознании особенные таланты полководца.