Николай Липкин - Отложите свой брандспойт и утрите свои бакенбарды

Кацнельсон завел нас в операторскую. «Ну, смотрите», – махнул он рукой, всем своим видом показывая, что все, что находится в этом помещении, ему не нравится, и не нравится не чем-то определенным, не тем, что здесь что-то не работает или работает, но не очень хорошо, мы плохо сделали свою работу или не доделали, а могли бы сделать лучше… Зачем вообще что-либо делать и менять? Ведь жизнь так уныла и несправедлива, мир несовершенен и безрадостен – разве можно это исправить автоматизацией процесса приготовления комбикормовых смесей?

Операторы – девочки в белых халатах – по своей женской сути поначалу все новое, другое, восприняли с недовольством: это же надо переучиваться, разбираться, вникать, некоторые из них компьютер вообще видели первый раз.

Следует оговориться, что слово «девочки» относится к ним достаточно условно: все женщины на комбинате. кроме, разве что, главного бухгалтера и завлабораторией, звались «девочками», включая семидесятилетнюю уборщицу Маргариту Семеновну.

Стадий восприятия операторами автоматизации их рабочих мест обычно четыре:

1. Сомнение. Понятно, что ничего хорошего из этого не получится, да и зачем что-то менять, если и так все пусть не очень хорошо, но работает? Неужели руководству больше деньги девать некуда? Лучше бы они на эти деньги… Список безграничен.

2. Неприятие. В период пусконаладки всегда вылазят какие-нибудь косяки и недочеты, которые невозможно ни предвидеть, ни предугадать. Обязательно кто-нибудь из операторов заявит начальству:

– Вот! Что я вам говорила? Как вообще на ЭТОМ можно работать?

3. Смирение. А что ж делать? Работа у операторов непыльная, зарплаты относительно высокие, так что приходится, хочешь не хочешь, приноравливаться к новому. В совсем «клинических» случаях мой программист открывал «девочкам» на рабочем столе виндовскую «косынку», чтобы, передвигая карты с места на место, они учились работать с мышью.

4. Удовлетворение. Когда все косяки отловлены и устранены, программа отлажена и работает как часы, приходит, наконец, осознание, что современные технологии – это все-таки не хер собачий, это хорошо! Задал себе рецептуру, поставил количество замесов, щелкнув пару раз мышкой, – сиди теперь, грызи семечки, наблюдай на экране монитора, как программа всем управляет!

В настоящий момент третья стадия медленно, но верно переходила в четвертую. Подаренные за неделю до сегодняшнего визита банка кофе и новый электрочайник позволяли еще больше укрепиться в уверенности благожелательного отношения «девочек» к нашей делегации.

– Ну что, женщины, как работается? – поинтересовался Адамович.

В ответ молчание.

– Что так невесело? – удивился Петр Сергеевич.

– А чего тут веселиться, – заявила Анжела, моложавая блондинка лет 40–45, обычно самая бойкая из операторов.

Я невольно напрягся: опять что-то вылезло! Перед поездкой же специально программиста высылал, чтобы весь день просидел с ними, все отсмотрел, отловил любые программные недоделки, чтобы, не дай Бог, ни одного, ни малейшего глюка перед нашим приездом не вылезло.

– Программа работает плохо, накосячили ребятки? – указывая на меня, с нехорошей усмешкой спросил Капуста.

– Да работает оно все нормально… Личной жизни нет никакой, – печально вздохнула Анжела, не отворачивая головы от монитора.

– Анжела Борисовна, я вас попрошу! – побагровел Кацнельсон.

– А что – прошу, что – прошу? Мужиков нормальных на заводе нету: либо алкашня, вроде дяди Миши, либо… всякие… переобрезанные!

– Анжела Борисовна! – затрясся от злости Кацнельсон.

Отношения Кацнельсона и Анжелы – история давняя, всем известная и с удовольствием обсуждаемая. Сложные коллизии эти продолжались уже лет десять: Кацнельсон на каком-то этапе обещал уйти от жены, не ушел, они поругались, потом опять сошлись, потом она с кем-то другим закрутила, вроде хотела даже уволиться и уехать, но то ли не сложилось, то ли Кацнельсон не пустил в последний момент, отвоевал – романтично, как в фильме «Зимняя вишня»… Затем оно, как часто бывает, стерпелось, вновь слюбилось, сложилось, устаканилось, перетекло во что-то постоянное, вялотекущее, обыденное, всем уже оттого малоинтересное. Однако теперь положение жертвы наделяло Анжелу практически неограниченными привилегиями. К ее чести, пользовалось она этим редко, лишь из бабьей вредности, обусловленной живостью характера, из желания позлить, раззадорить излишки меланхоличной спесивости возлюбленного.