Вера Красильникова - Три повести (сборник)

Итак, у меня появилась сестренка. В большой комнате, где я спала рядом с круглой печкой, появилась зыбка, которая висела на зыбыльне (длинной оглобле), которая была продета в железное кольцо, привинченное к потолку. Один конец зыбыльни упирался в потолок, а к другому на веревке была привязана зыбка, которая упруго качалась вверх-вниз. В зыбке спала сестра Галя. Также у нас скоро появилась няня для Гали – тетя Катя. Она меня нянчила лет до двух, но я это, конечно, не помню. И вот она снова у нас! Екатерина Алексеевна Калинина. Моя любимая и незабвенная няня. Она сопровождала мое детство до 10 лет. Тетя Катя, как все мы ее звали, была одинока. Муж ее погиб в Финскую войну, детей не было. Из-за своей врожденной хромоты тяжелые колхозные работы ей были не под силу, и она пошла в няни. Я была ее первой воспитанницей. Надо сказать, что тетя Катя не умела читать и писать. С трудом печатными буквами расписывалась. Но сколько ее память хранила чудесных сказок, историй, которых я за всю жизнь потом ни от кого не слыхивала!

Помню, родители все время на работе, поздний вечер, пора спать, в комнате от натопленной печки тепло. На столе горит красивая стеклянная зеленоватая, на высокой ножке керосиновая лампа, тетя Катя качает зыбку и рассказывает мне сказки. Я прошу рассказать самую страшную сказку «Про медведя», который ходит по деревне на деревянной ноге. «Все по селам спят, по деревням спят, одна бабка не спит, мою шерстку прядет, мое мясо варит…» – пела няня «страшным голосом». Я в сладком ужасе закрывала глаза, натягивала одеяло на голову и засыпала. А еще я любила играть в сказку «Морозко». «Тепло ли тебе, девица?» – голосом Деда Мороза спрашивает няня. «Тепло!» – радостно кричу я. «На тебе платье шелковое!» – и няня бросает на меня какой-нибудь халат. И так продолжается до тех пор, пока я не оказываюсь заваленной всякой всячиной.

«Вера, хочешь тюри?» – спрашивала няня. Конечно, я хочу. Няня наливает в миску холодный кипяток из самовара, крошит туда черный хлеб, мелко режет луковицу, солит – вот и все. Вкусно! Потом, читая у Некрасова: «Кушай тюрю, Яша, молочка-то нет» – я знала, о чем идет речь.

Мама сварила сладкий клюквенный кисель. А сахар-то был большой редкостью в то время. Мне очень хотелось киселя. Было лето, окно открыто. Мама поставила большую тарелку с киселем на подоконник остывать. Я все ходила и проверяла: остыл ли кисель. И вот, к моему ужасу и величайшему горю, тарелка упала со второго этажа и разбилась. Этот кисель я помню всю жизнь.

У моих родителей не было хозяйства. Молоко мы брали у Цветковых. Помню, у меня в руках эмалированный чайник, коричневатый с белыми крапинками, крышка от чайника привязана веревочкой к ручке, чтоб не потерялась, я бегу к Цветковым за молоком, крышка бьется о чайник и звенит, а мама смотрит из окна мне вслед. Старики Цветковы жили в большом деревянном доме, построенном еще до революции. Дом стоял слева, прямо за мостом через Секерку. У них в доме было три комнаты, кухня и большая русская печь. В одну из комнат они пускали квартирантов, в другой жила их единственная дочь Зина, которая вышла замуж за судью Мельникова. Дед работал конюхом, лошадь стояла у них на дворе. В общем, жили они на фоне общей послевоенной бедности зажиточно, как у нас говорили, «справно». Мне нравилось приходить к ним и все рассматривать: стены кухни были оклеены какими-то интересными и неизвестными мне картинками. Но особенно мне нравился мешочек, в котором, я знала, лежали кости-лодыжки.

Помню, я ждала, потом приходила бабка с подойником, полным душистого молока. Она ставила перед собой глиняные кринки и стеклянные банки, покрывала их чистой марлечкой и лила в них молоко из подойника. Процедив молоко, она наливала в мой чайник два литра. Иногда остатки молока она сливала в большой алюминиевый бидон, плотно закрывала крышку и передавала деду, который тряс его, как ребенка. Оказывается, так он сбивал масло.

Сестре не было еще и года, как мама заболела тяжелейшим воспалением легких. Антибиотиков тогда не было. Помню, мама лежит на кровати в спальне, пришла медсестра ставить банки: зажгла лучину, сунула в банку, а потом быстро поставила на мамину спину. Кожа втягивается в банку и темнеет. Мне страшно за маму, хочется плакать. Потом мама лежит на спине, голова высоко на подушках, к ней приходят с работы с чековой книжкой, просят подписать, потому что кому-то зарплату надо выдавать.