Верона Шумилова - Любовь – во весь голос… П О В Е С Т И

Катя выпить отказалась.

– Ну и мразь! – передернулась, жуя печенье. – Ну и сволочь!

Нельзя было понять, кому она адресовала эти слова: водке ли, своему отцу или непутевым парням – и девушки ждали, что же она скажет еще.

– И где вы их откопали? – спросила, и они поняли, о ком идет речь. – Ну и ну!

Размышляя о том, как ублажить Катю, Зина придвинулась к ней поближе и обняла за худенькие плечи.

– Это, Каташа, современная молодежь. Не вся, конечно, но большая ее часть. Работать – руки не с того места выросли, зато язык, что помело, и в рот не лезет. Тьфу-у-у!

– Дело не только в языке, – помрачнела Катя. – У них в голове – пустота. Причем, навсегда! Так и будут жить, рассыпая вокруг себя пошлятину, от которой и мухи дохнут.

Наташа собрала со стола рюмки, пустую бутылку, протерла влажным полотенцем клеенку и повернулась к поникшей Кате:

– Успокоилась, да? Или еще будешь митинговать в пользу бедных?

– Нет, не буду, – с грустью и какой-то недосказанностью промолвила Катя, решив для себя высказать все, что наболело, в другой, более подходящий день. – Уму непостижимо! – воскликнула вроде для себя одной. – Одним словом, девичий стыд. А дальше что? Что дальше?

– Если бы знать все заранее. Если бы!..На лбу ведь не написано, кто есть кто. – Наташа, как и Катя, была подавлена.

– Делайте для себя выводы. Для меня лично – это наглядный урок, что обозначает: гляди в оба да не плошай. Пропади все пропадом! Гори синим огнем! Сгинь сегодняшний день!

А через несколько минут они уже пели. Склонившись друг к другу и гася слезы, взволнованными голосами тревожили тишину поздней ночи, и гуляла песня по комнате, то натыкаясь на стены, то отталкиваясь от потолка, чтобы ослабнуть у открытой форточки.

– Спойте о маме, – вдруг попросила Катя, посуровев лицом.

– Я лучше прочитаю тебе стих. Сжав голову руками, Катя молчала.

Тревожно зазвучал Наташин голос:

Слышишь, мама? Тучи снова в споре:

Ты ушла – и солнце за тобой.

Домик наш завесил окна горем

И застыл печальною судьбой.

А, бывало, я к нему спешила

И несла ошибки и вопрос.

Ты, как врач, всю боль мою лечила,

Отнимала бережно от слез.

Зина отчаянно замахала руками, но Наташа продолжала, понизив голос:

Говорила: вдруг крыло поранишь,

Торопись в свой домик – помогу:

Я пришла, но ты уже не встанешь…

Я разбилась… Крылья на лугу.

Мама, мама! Горя я не прячу:

Ты мне больше не откроешь дверь.

Много ран, глубоких и горячих,

Но нести их некому теперь…

Уронив голову на стол, Катя безутешно рыдала.

Отлетел куда-то на запад еще один осенний день со стайками белесых облаков, с последними лучами заходящего солнца. Высыпали на темно-синий бархат неба яркие звезды и, казалось, наступила самая благодатная пора для влюбленных.

Катя с разрешения Галины Михайловны сидела за швейной машинкой в большой комнате на втором этаже училища и шила Наташе платье. Перестук иголки успокаивающе действовал на неуравновешенное состояние ее души. Скроив платье по собственному чертежу и получив одобрение подруги, старалась выполнить заказ наилучшим образом: пусть Наташа порадуется обновой. Швы ложились на серый ситчик с белыми чайками ровно и красиво – эту специальность Катя приобрела за время учебы в ПТУ. Она любовалась своей работой. Теперь ей не страшно: деньги зарабатывать сможет сама. У зеркала примеряла платье на себя и втайне была довольна и платьем и собой: точеная фигурка, покатые плечи, большие, изумленно распахнутые глаза, словно они чему-то удивлялись; короткая стрижка с челкой на лбу и сама вся настороженная, в каком-то непонятном порыве, чего раньше никогда не испытывала: не знала зеркала, не любила косметики; сейчас же – совершенно другая, готовая вот-вот вырваться из серой атмосферы в иной мир, требовательный, чистый, высокий. Может, и вправду так будет!

Осторожно, чтобы не порвать наметанные нитки, Катя сняла платье и снова села за работу. Машинка строчила тихо, радуя ее. Завтра она отдаст Наташе готовую вещь и получит семь рублей. За эти деньги купит себе общие тетради для чертежей и нитки. А еще мороженое и плавки.

В общежитие возвращалась поздно. Шла по тихому безлюдному переулку и мечтала. О чем? О завтрашнем дне, о покупках, а еще о пломбире, вкус которого уже забыла. Вдали, на столбе, тускло горела одинокая лампочка. На углу – большой куст сирени, за ним – поворот и – общежитие. И сегодня не придется выспаться, думала Катя, прикидывая в уме, что уже, наверное, первый час ночи. Девочки давно спят, а ей надо трудиться, чтобы иметь хоть какие-то гроши.