Надежда Гусева - Не к ночи будь помянута. Часть 2

Мы смотрели минуты три. Мама грызла яблоко. В день она съедала штук пять, аккуратно забывая огрызки на краю журнального столика. В последнее время она была увлечена яблочной диетой, потому что в яблоках много клетчатки, и они выводят шлаки и омолаживают организм. Я бы много чего мог ей рассказать про омоложение, но её вряд ли бы устроил метод Егора Маврина.

Переключил. Про Гарика я не хотел, потому что своими чудесами был сыт по горло.

Счастливая ведущая – волосы колечками как у овцы, водрузила на стол модель женской половой системы и принялась вещать о проблемах климакса.

– Фу. – сказали хором мы с мамой.

Переключил.

– Холодный циклон приближается с севера. В ближайшие дни ожидается порывистый ветер, возможно штормовое предупреждение. Температура воздуха ночью…

Переключил.

Лунтик прыгал по полянке. Прыгал, прыгал и допрыгался – попал фиолетовыми ногами в какую-то кучу и застрял. Бабочка, одетая в платье и сапоги (сапоги, блин!) пискляво захихикала.

А потом будут говорить, что дети придурочные. Скажут – вот в наше время…

Переключил.

По бурлящей реке рассекали на лодках люди, одетые в хаки. Они ловко орудовали вёслами, что было весьма кстати – течение тут было только держись.

Мама вырвала у меня пульт.

– Господи, да оставь ты что-нибудь или выключи. Меню ведь есть.

– Раздражаю?

– Себя пожалей. Я всё равно скоро ухожу.

– Темно на дворе. Куда тебя несёт?

– Схожу к подружке.

Ну-ну, к подружке. Впрочем, теперь мне было всё равно. Снова заломило в костях и скажи мне кто, что моя мать встречается с Мерлином Мэнсоном, я бы только рукой махнул.

– Гера, тебе надо полежать. Зря ты выполз.

– У меня пролежни скоро будут. На кой чёрт столько каналов? Смотреть вообще нечего. Да! Мам, за интернет заплати, скоро кончится…

Такая длинная фраза даром не прошла. Я сложился пополам и чуть не задохнулся в приступе кашля.

– Господи, Гера! Никуда не пойду.

– Мам, иди, а. Нормально всё. Посплю.

Мама взбила лёгкие кудряшки и поправила лимонный шарфик на груди.

– Ну ладно. Я не долго. Что тебе купить?

– Яду.

– Гера!

– Мама, ин-тер-нет!

Она ушла. Я послушал, как за дверью процокали каблуки, потом бросил пульт на ковёр, натянул плед до самого носа и закрыл глаза. Веки снова накалялись, суставы неприятно ломило. Так было каждый вечер, правда, вчера было лучше, чем позавчера – это даже огорчало.

Телевизор бормотал. В атлантический океан упал Боинг. Причины катастрофы не известны. В каком-то штате прогремел взрыв… организация взяла ответственность на себя… В Японии на восстановлении атомной станции… Молодёжный форум в Сочи… Посетил президент… Холодный циклон…

Господи, как всё бесит.

– Гера.

Я дёрнулся от неожиданности. Мама.

– А.

– К тебе пришли. Хорошо, что у подъезда встретились, а то у нас домофон не работает.– говорила она кому-то вбок. – Ну, теперь пошла.

Каблуки снова процокали к двери. Я продрал глаза. И увидел Егора. Он стоял посреди комнаты и заслонял головой три светильника из пяти в нашей люстре.

– Ну и вид. – сказал Егор. – Отвратный.

– И вам здрасте. – сказал я и спустил ноги с дивана.

Про мой вид мне, конечно, было плевать, но, что он у меня отвратный, это он мог бы и промолчать.

Я не брился неделю, а щетину всегда имел такую, что лучше спичками подпалить, чем отращивать. Волосы на лице росли беспорядочным клочками, причём трёх цветов, как у «счастливых» кошек – светлого, рыжего и тёмного. Это радовало только маму, как генетика. Она называла этот кошмар редким случаем проявления химерности. Я всегда подозревал, что будь у меня шесть пальцев на руке или глаза разного цвета и с вертикальными зрачками, её восторгам не было бы предела. Эта чёртова химерность поставила крест на том, что я обрету солидность в зрелые годы, обзаведясь окладистой бородой.

Из-под драной застиранной чёрной шапки жирными сосульками торчали волосы. Даже для меня, привычного, они воняли немытостью и болезнью. Шапка меня грела, в ней не так болела голова.

И на мне был мамин розовый махровый халат. Потому что все мои вещи остались дома, а то, что мама успела захватить, она сегодня постирала.

Егор внимательно разглядывал меня. Как Павлов свою собаку.

– А я думал, ты просто слинял. – сказал он наконец.

– Ну да. – сказал я. – Вот сижу тут и симулирую.

Кашель, будь он не ладен, нахлынул внезапно. Минуту я дохал, потом отпустило.

– Вот это да! – восхитился Маврин.