Как ио раз во время одной из таких увлекательных игр меня подозвал отец и снова отправил к дяде за книгой. Возразить я не мог, собирался бегом туда и обратно за книжкой, чтобы потом продолжить веселиться с ребятами из Баку. Но все вышло иначе.
***
Дом дяди Исмаила находился по дороге в Шушу, напротив ресторана на бульваре. Мне нравилось проводить время у них дома и, в особенности, в амбаре позади дома. В амбаре находились всевозможные бытовые приборы, древние вещи, но больше всего меня привлекали огромные дубовые бочки с солениями.
Когда я был совсем мал, то дотянуться до отверстия бочки не мог, я клал себе под ноги ведро или ящик. Я находил какое-то особое наслаждение в том, чтобы достать соления из «капустной бочки» и съесть, не сходя с места…
Большая книжная полка находилась в коридоре, ведущем в дом. Застекленную гостевую украшали антикварные сувениры. На стенах висели изготовленные из жестяных плиток «чеканки» сына дяди Исмаила Вагифа, портрет сына Видади, написанный в армии масляными красками и фотографии дяди Исмаила с супругой тетей Вазифе, снятые в Агдаме и Тбилиси, откуда была родом тетя Вазифе (дядина жена).
На черном пианино стояли всевозможные фигурки и статуэтки. Во время празднеств, когда дети хотели поиграть на пианино, они осторожно переставляли эти фигурки на комод и открывали крышку ради громкости звучания.
Каждый раз, когда приезжала из Баку бабушка, дядя Исмаил устраивал в ее честь большое торжество. Смех и веселье, пиршество, музыка и танцы длились часами. Его дети – Вагиф, Видади, Эльмира и Расим – были особенными: один играл на кларнете, другой на пианино, а третий выстукивал ритм на стуле будто на нагаре…
В тот день, когда я прибежал за книгой, дядя Исмаил сидел «конем» на стуле, скрестив руки на спинке, упершись подбородком в ладонь, и смотрел телевизор. Его собранность и внимание говорили о том, что дядя наслаждается зрелищем. Заметив меня, он подозвал к себе и дал знак сесть на стоящий рядом стул.
Группа девушек в белом на экране телевизора танцевала под странную музыку. Хоть мне и было неинтересно, пришлось сесть. Немало времени спустя, когда его супруга принесла чай, я осмелел и сказал, что отец отправил меня за книгой. Дядя никакого внимания на это не обратил.
Он сказал: то, что мы смотрим – это балет «Лебединое озеро». Затем он встал, вернул стул в обычное положение и подсел ближе к столу. Подвинул к себе стакан с чаем. Приступил к пространному рассказу о балете.
Злой колдун превратил возлюбленную молодого принца в лебедя. Изнывающий от тоски принц, в конце концов, одерживает победу в сражении с колдуном, рушит его чары и спасает свою возлюбленную. Я не мог уловить в тот момент связи между рассказом дяди и танцами на экране, но все же досидел до финала.
Дядя Исмаил говорил со мной, как со взрослым, как с ровесником, будто я уже повидал сотни балетов, прослушал столько же опер. Но, помню, оперы ему не нравились. За исключением «Лейли и Меджнун», которую он часто смотрел в молодости в Тбилиси. Зарубежные оперы нисколько его не интересовали: «Кричат что есть мочи, да и слов не разобрать».
А балет ему нравился. Я не понимал, почему. Его объяснения ни о чем мне не говорили. Помню лишь то, что он сравнивал танцовщиц с бабочками: «Не ходят, а порхают, порхают».
Не помню, сколько продлился балет, во всяком случае, мне это показалось целой вечностью. Терпение мое было на пределе. Все мои мысли вертелись вокруг ребят из Баку, и в особенности «Мальвины». Как бы красиво не танцевали очаровательные девушки на экране, они не интересовали меня так же сильно, как гости из Баку.
Наконец, когда я вышел от дяди Исмаила, я целиком находился в лившемся с экрана настроении. В голове звучала музыка Чайковского, а губы ее насвистывали. А на название книги, взятой у дяди, я обратил внимание только, когда передал ее отцу – «Отец Горио» Бальзака.
***
В холодную шведскую ночь «Лебединое озеро» погрузило меня в теплые воспоминания о родине. Я как бы пережил все заново.
В детстве воображаешь свое будущее, а став взрослым, тоскуешь по детству, и все это, как бы ни было странно, сопровождается приятными чувствами. Оказывается, тоска может быть и сладкой.
Мечтатели не покорны возрасту. Танец артистов русского балета, пленительная музыка Чайковского делают человека чище, чистым как ребенок десяти лет. Может, именно потому я погрузился в ту ночь в грезы, на которые способен лишь ребенок – словно я был принцем Зигфридом, а светловолосая девушка из Баку Одеттой.
Читать дальше