Следующей пала Москва, а потом почти весь Урал и снова Сибирь. И добрался уже до всей планеты – почти одновременно перестали существовать все крупные мегаполисы. Грибок был беспощаден. Но все же он планомерно щадил смертельно больных, но никто не мог понять почему. Стало также очевидным, что глухие деревни грибок тоже не трогает, и туда с невероятным рвением бросились бежать горожане – они доезжали, но на глазах деревенских их все равно сжигал странный лишайник, оставляющий крупные следы на месте их смерти.
В Красноярске в детской онкологии Миша начал бредить, вокруг него почему-то никто не пострадал от грибка. В больнице это поняли и фанатично держались возле него. Миша постепенно начал очень сильно бредить: «Все обман! Я в этом не участвую! Я хочу домой!» В глазах Миши уже с первых дней его жизни накапливалась скорбь по поводу вранья человека саму себе. Вранье было настолько сильным, что даже совершенный мозг не мог справиться с таким потоком лжи природе, самому себе и своему пути – так Миша и заболел. Все люди врали даже собственным жизням, построенным на вранье, теряли корни с сущностью жизни, и лишь только древний гриб мог их вернуть к этой сущности. Грибок, равно как и вирус СПИДа, возвращает людей к сути живого. Грибок уничтожал скопление лжи. Там, где было ее слишком много, там все плавились моментально. Гриб, превращая людей в самого себя, словно заставлял насильно слушать жизнь и жить на основе высшей правды. Ни одна цивилизация не выжила бы на лжи, и лишь только люди упорно делали вид, что понимают окружающее наукой, которая оказалась очень вредна для всех и всего, и ничего, кроме городских свалок, от нее не получилось – люди назвали это прогрессом. Развиваясь как цивилизация, люди даже не заметили, как оказались совершенно неразумными перед реальной природой. Гриб делал свою работу, уничтожая скопление научной лжи – с каждым погибшим исчезали целые очаги сложных ментальных концепций, окружающих, как плотная слизь, всю информационную сферу планеты. Вместе с разгрузкой коллективного бессознательного раковым больным становилось все легче, они почти все стали вспоминать, что болезнь началась с решения жить правдой! Природа помогла им встать на ноги. Миша, прокричавшись в сильном бреду, уже через неделю смастерил себе бубен и бил в него как хотел! Вокруг раскрывалось пространство и становилось по-звериному тепло всем вокруг – хотелось жить! Девочка с ужасной онкологией крови из соседней палаты танцевала так вдохновенно, что ей уже не нужно было никакой пищи для жизни – она питалась вдохновением! Старуха, уходившая на последний погост, начала бормотать сказки с такой любовью, что даже птицы слетались ее послушать. Жизнь – это большой прекрасный путь, и рано умирать.
Гриб сделал свое дело – науки больше не было. Те, кто остался в живых, учились от самой природы жить так глубоко, насколько позволяет великий шанс быть человеком! Это и есть дух онкологии и других неизлечимых болезней!
Рассказ написан для жутко брезгливой женщины с раком пищевода и очень напыщенным и глупым выражением лица
«Дурак ты, Федя!» Маринка хлопнула дверью! И уехала на юг одна! «Сам пусть себе сосет! Кобель проклятый! Ненасытный урод! Чмо! Затрахал меня уже!»
Устроившись кое-как в поезде Норильск – Адлер, уехала отдыхать в Лазаревское! В паху, как обычно, болело. «Пенталгин приняла, приличные соседи, все нормально, еду, буду звонить – пока, мам!»
«Уф, вырвалась наконец-то! Хрен с ним, с этим кобелем, другого найду! Соси ему все время! Сам пусть себе сосет! Козел!»
Мягко говоря, роман Маринки с Федей сразу не заладился. Он был для нее как какой-то песик приблудный, который сразу раз – и на бочок, и гладь и соси ему там. Фу… Мерзкий. «Я же не такая – мне нужен мужчина гордый, самодостаточный!»
Поезд ехал, и Маринка в уме подсчитывала траты своих кровных, которые она самолично весь год откладывала и в тайнике своих трусов везла. Правда, чем ближе к югу, тем больше она боялась, что ее изнасилуют. С мужиком-то было бы все же безопаснее. Федька, собственно, только для этого и предназначался. «Ну ладно, доеду, осмотрюсь – все нормально будет. Одна отдохну».
Маринка и вправду продрогла там в Норильске. Сама она по крови украинка, просто родилась на севере. Родители там завод строили, так и остались там век доживать, здоровье у них стало слабое, особенно у мамы – сердце уже никуда не годится. Волноваться ей совсем нельзя. А Маринке тепла нужно было любой ценой. Болела часто – особенно цистит замучил. Несколько раз описалась прям! И вот по прибытии трусы снова намокли – туалет был долго занят!!! Блин!!! Быстро сняла, быстро их в чемодан, быстро нужно выходить.
Читать дальше