Один Человек - Одна Книга

Рука. Кран. Поворот. Огонь укрощен. Затих чайник. Успокоилась вода. Спокойствие, только спокойствие.

На арене появляется новое действующее лицо во всей своей красе с еврейской фамилией Заварочный. Такой гордый! Такой благородный! Белая фаянсовая кровь. Бледное лицо кухонной буржуазии.

Его нужно подготовить. И порция кипятка придаст ему чувств.

Теперь чай. Вода. Часы беспристрастно отсчитали необходимую паузу. Еще воды.

Утренние эксперименты в моей лаборатории в полном разгаре.

Вот ОН. Терпкий напиток. Готов.

Каждый сыграл свою роль на этой утренней сцене под чутким режиссерским руководством одного человека. Красота импровизации. Сыграли отменно. Один раз. И как! Ярко. Без остатка. Погибли ради искусства. Бросились в жерло страстей. Отдав всего себя. Смерть во благо. Спасибо за прекрасную игру. Фатальную утреннюю игру.

Вы сделали мое утро прекрасным. Единственным. Незабываемым. Все это было для Тебя.

Спасибо вам, мои маленькие кухонные друзья.

Всем спасибо.

Действующие лица и исполнители:

Под ногами вертится дикое, но уже давно одомашненное когда-то и кем-то животное из семейства кошачьих. Без имени. Если погибнет, похороню как неизвестного солдата, но, как говорится, до кремлевской стены далеко, так, где-нибудь, под фруктовым деревом, на любезно предоставленном мне нашим щедрым государством участке в 0,06 га. Тебе часто приходилось хоронить домашних, иногда животных. Хочет тоже позавтракать пока живое. Жизнь – это голод. Жертвую краковской сочинского мясокомбината. Пусть. Тащу в летний коридор свое любимое кресло, в котором любил сидеть мой дед и с диоптрическими очками, после 150—200, сосредоточено смотрел черно-белый телевизор «Таурас 207», переключить который, не вставая с места, можно было, только если отдать команду горячо любимому внуку. Позже, когда ручка переключателя отвалилась, использовал плоскогубцы. Советские технологии. Чудо прибалтийских приборостроителей. Позже, когда оно чуть подизносилось, мы с отцом (больше конечно он), отремонтировали его: вспоров ему брюхо, и выпотрошив его истлевшее содержимое, заменили его новым. Папа, в процессе, ругался. Относя свое негодование то на кресло, то на меня, аргументировано утверждая, что ни я, ни оно не доставляют ему особого удовлетворения. Кресло – потому что оно ему не помогает, я – потому что помогаю, но не правильно. Ремонт проходил очень эмоционально. В эпитетах папа себя не сдерживал. Не те привычки. Эхо бригадирства. В ход шли довольно интересные, я бы даже сказал, смелые идиоматические комбинации из великого русского могучего. Лилось как песня. Но получилось красиво. Ведь песня нам строить и жить, как говорится. Справа от кресла я ставлю великолепной красоты авторскую работу неизвестного мастера – кухонную табуретку, с четырьмя откручивающимися против часовой стрелки ножками и ламинированным верхом. На нее водружаю любимый подарок любимой: пепельницу в виде хорошо загоревшей девушки с размером №3 и глубоко декольтированным легким верхним одеянием цвета листа молодого хрена, весьма изящно подчеркивающим значение глубины этой цифры. Выражение лица томное. Глаза полузакрыты. Рот полуоткрыт. Скорее всего, по причине производимого ею действия: в правой ее глиняной руке тлеющая папироска.

Зажигалка какого-то малоизвестного производителя из густонаселенной провинции на севере Китайской народной республики. Импортная. Трофейная, стало быть.

Из гулко работающего на высоких оборотах и исправно гоняющего по медным трубкам, уже не первый год фреон, холодильника «Свияга» на свет извлекается торт «Прага».

О! Этот торт! Торт-мечта. Нож мне, скорее нож, нужно резать! Я в роли хирурга, профессора Пирогова. Аккуратно раздвигаю мягкие ткани, и взору моему предстает сочные слоеные шоколадно ванильные внутренности пациента Кондитерского. 2 по 1\12 аккуратно ложатся в мое блюдце. Одного было бы мало. Спасибо – не мне! Спасибо – ножу! Блюдце занимает свое место на импровизированном столе рядом с мулаткой. Туда же книга. Туда же чашка с горячим ароматным черным крепким чаем, с однокоренной ложкой. Из второго отделения навесного шкафа, слева от прямоугольного кухонного стола, предназначенного для бакалейных товаров, типа рис, достается заранее приготовленная, уже початая, купленная по случаю пачка «Беломорканал». И, наконец, табакерка. «Хэшбанка», – как говорит сестра.