Болезни? Какие-нибудь медицинские показания? Элен и Мадлен наблюдались в венерическом – говорят, что у первой подозревали ВИЧ. Эмма была абсолютно здорова, и посещала раз в полгода медкомиссии от школы. Рианна время от времени пыталась работать с психотерапевтом, но каждый раз срывалась и исчезала с приемов. Но первые две жертвы точно не пересекались – допросы и данные говорят об этом. Информация, хранящаяся в медицинских картах, поступила едва ли не самой первой.
Еще одним вопросом, требующим ответа, были нанесенные травмы. Почему именно глаза и безымянные пальцы левой руки? Могла ли здесь быть какая-то психологическая или религиозная подоплека? Необходимо проконсультироваться со специалистом-теологом.
Швец не верил в случайности. Детектив знал, что связующее звено где-то близко, и чем скорее он его найдет, тем быстрее закроет дело и получит соответствующий гонорар.
Время приблизилось к утру. Небо посветлело, и самые первые лучи, которые так раздражали зрение, начали неугомонно пробиваться сквозь приоткрытые шторы.
За окном, на углу дома, стоял человек в темном плаще, с накинутым на голову капюшоном. Он внимательно смотрел на окна Швеца, стараясь запомнить детали. Затем, заметив приглушение света, незнакомец развернулся и медленно пошел по Третьей улице вдоль домов. Темная фигура скрылась среди новостроек именно в тот момент, когда детектив выглянул в окно.
Первый день октября выдался на редкость серым и дождливым. Свинцовое небо нависло над Гр отхеном, то и дело пронизывая воздух громом и вспышками молний. Ручейки спешили по асфальту к канализации или ближайшей речке, ища себе подмогу в затоплении древних улиц. Люди прятались в своих домах, шумных барах, потертых магазинах и почти пустых библиотеках – словом, везде, где только могли оказаться. Большой город, казалось бы, замирал под властью разбушевавшейся стихии.
Отчаяние, скользившее по улицам в рваных башмаках, стучалось в головы прохожих, заставляя задуматься о сущности бытия. Кажется, именно в такие дни и совершается больше всего трагедий, а также берет начало в чьей-то голове экзистенциальный кризис. Впрочем, кое-кого это точно не касалось.
Она сидела в одном из уютных баров в европейском стиле, занимая угловой столик у окна. Красные перчатки небрежно ютились возле разноцветного меню на подставке, чашка ароматного крепкого кофе и тарелка с салатом «Цезарь» соседствовали у ее тонких рук. Девушка то и дело разглаживала нежно-голубое платье, подчеркивающее плавность черт ее фигуры. Назойливая светлая прядь постоянно выбивалась из высокого хвоста, но Маргарита не собиралась ее поправлять.
Она относилась к той странной категории невероятно чувствительных и ранимых девушек, скрывающих это за десятком выработанных временем защитных реакций и масок. Ей удавалось совмещать в себе любовь к кадрам снафф-фильмов и искусству, нежность к бродячим кошкам и ненависть к определенным людям, место в желтой газетенке и веру во что-то Высшее. Любимая музыка Маргариты состояла из тяжелого рока, фолка, менестрелей, средневековых мотивов, классики двадцатого столетия и бретонских народных. В ее гардеробе были и воздушные платья, и рваные джинсы с барахолки. В ней, казалось, собиралось все то, что могло быть в женщине – противоречивость, нежность, грубость, особая трогательность и ранимость. Блестящий ум не мешал невероятной чувственности. В жизни Марго питала две страсти: к странным мужчинам и рыжим девушкам. Последние постоянно бросали незадачливую любовницу, а от первых она убегала сама.
Очередной герой опаздывал – мисс Блэнк еще даже не решила, будет ли с ним спать или просто разговаривать вечерами. Пока что наглец задерживался минут на пять, но это причиняло некоторый ощутимый дискомфорт – подобное поведение больше присуще женщинам. Во всяком случае, по стереотипам.
Наконец, стеклянная дверь открылась, колокольчики звякнули и в светлое помещение с красными диванчиками и белоснежными столиками вошел мужчина. Несмотря на то, что Маргарита никогда не видела детектива, она была уверена – идет именно он. Дурацкое темное пальто, серый шарф, растрепанные волосы – несомненно, так мог выглядеть только известный Джон Швецский, все его существо говорило об этом. Даже походка, выдающая смесь уверенности и наглости. Когда Швец приблизился, догадка подтвердилась.
– Простите, задержался. Дрянная погодка, не выехать, – сказал он в свое оправдание.
Читать дальше