S. I.: Цветополь

Я не выходил из комнаты,
и не совершал ошибок,
кроме тех, оградить от которых
не сумели оконные шибы.

Я не выходил из комнаты,
И не шел путями окольными,
кроме тех, которыми полны
оказались фантазии вольные.

Остаться в квартире – оправдано.
Снаружи не век застоя —
затворники гуглят Байрона,
а Кафку читают хором.

«Хто я в цьом мірє – шо нібудь ціле,
чи деталь конструктора Лего?
Дінозавров потомок? Репер – уйобок?
Силян? Філософ? Деган!

Я душу чуть не праєбав,
в стараніях забуть цей мір.
Но, слава богу, я догнав,
шо дєград може буть святим.»

Курган х John Deere x МС Режисьор х МС Сварка – Деган

«Бібліотєка странних знаній протів зибкой почви.
Ми ізучаєм мір вокруг, но ехо як із бочки.
І отвратітєльнійший смєх заполонив пространство.
Я так питався сохранить цей мір, но патом я здався.
Патом я здався.
Кому я нахуй здався!»

Курган – любопитство

Пиздецом заболевшие, души вшивые.
От градусов с перцем, с утра отходимые.
Взор суеверцев, а лица смазливые.
Тонкие мысли, но правда незрима им.
Они что-то читали, заметки строчили на листьях тетрадных.
А я – дико плакал, заочно, но все же, ссылая их нахуй.
Одежды другие, статуры – другие. их сонмы загнивших!
Они не готовы стать были под стать мне,
немому, но гласному в тише, поэту.

Взирая на это,

Я кончил и слил слизь, ведь я – конченый слизень,
смазливость свою разменявший на чирсы
с рандомными хиппи,
возле заправок, калиток, наверное, чьих-то домов,
Возле вокзалов столичных и фур пригородных складов,
В спешке загруженных химкой, тоже, наверное, чьих-то.

И в этом говне, я тонул месяцами.
В сраном плену, до усрачки опьянен,
с нимбом на лбу и с благими мечтами
прошарить шпану о вселенском дурмане.
И все я мечтал о лугах и краях,
освещаемых заревом воли.
Поезда ждя, То с дождем, то в снега,
за углом на морозном пароме.
На деле ж твердил, чтоб налили сто грамм
мне в стопарь и на час я спокоен.
вожделейте, толпа, мне сто грамм – вам вождя,
что трезвонит о чаше покоры.
Оказалось, всем пофиг. Полностью пофиг!
Я дудлил все больше и больше.
Руки дрожали от холода – осень.
Часы пробивали куранты – восемь.

Я кончил и слил слизь, ведь я – конченый слизень,
смазливость свою разменявший на чирсы
с рандомными хиппи,
возле заправок, калиток, наверное, чьих-то домов,
Возле вокзалов столичных и фур пригородных складов,
В спешке загруженных химкой, тоже, наверное, чьих-то.

Вдруг прекратил я. Меня осенило.
Я болен. Болезнь моя в прозе.
Округлость винила душу манила.
Теперь я не предан моде.
Ликуйте, народы, ведь вы – обормоты,
вы кончены, как и мой корень.
Вам бы лишь мода, а я уж свободен —
накурен, пропитый до гроба.
Вам потреблять, а мне бы стерня,
Чтоб орать и пахать в чистом поле,
с утра до ночи, от зори до зори,
До пота и в голенях боли.
А там, посмотри, и хлебушек осенью вскоре.
Накормим и вас мы, накормим, не бросим.
Ведь с вами бухать, а без вас – умирать.
Я был рад приобщиться к изгоям.

Я кончил и слил слизь, ведь я – конченый слизень,
смазливость свою разменявший на чирсы
с рандомными хиппи,
возле заправок, калиток, наверное, чьих-то домов,
Возле вокзалов столичных и фур пригородных складов,
В спешке загруженных химкой, тоже, наверное, чьих-то.

Стать бы стулом, цвета кедра.
Или просто потолком.
Ошиваться возле центров
Невеликих городков.
Ощущать древесным телом
Коверкотное пальто,
Забываться в разговорах
Про вчерашнее кино.

Стать бы граммом алкоголя
И в бутле, бурля, бродить.
Наливаться с хлюпом в чашку
И в уме шально острить.
Капать граммом на печеньку
И, касаясь алых губ,
Восхищаться ароматом
Напарфюмленных подруг.

Ему нужно идти, но он тонет в горячей ванной.
Сгорают от тяжек бычки, падая в ванну попарно.
Тонут ребенка мечты, окутаны клубами дыма.
Дым не спасает, хотя без него и паршиво.
Дребезги мыслей кусаются браными думами.
Пиво и водка, виски и кола – до упали.
Веревка иль нож, тонуть или выйти в окно,
но решено – к черту весь брен и вперед.
А если он все же не сможет дойти,
если получится так, что утонет,
тупо открыть не сумеет шасси
в диком пике над условных Гудзоном.
Если в пути его все же убьют,
а сигареты не сгладят все раны,
отдайте ветрам его прах на приют,
развейте его над морями