Александр Торопцев - Домодедовские истории (сборник)

– Автомат!

– Настоящий ППШ. У меня во время войны такой был. Хорошая вещь для ближнего боя.

…В зал заседаний Славка не пошел: побежал в туалет, закрылся в кабинке, долго разглядывал автомат, гладил, прижимал к груди, целился в лампочку, стрелял, не жалея патронов. Но вспомнил о делах и побрел к маме.

У входа в зал стояли две женщины, обсуждали дело.

– От ребенка отнимает. За год, подсчитай, сколько наберется. Она, глянь, вся в слезах.

– Свинья он самая настоящая.

Славка сунулся в дверь, посмотрел на маму. Она плакала. Тихо, никому не мешая. Летом он накричал на нее – чтобы не пила. А она так же тихо заплакала, приговаривая: «Какая же я пьянь беспробудная? Я ведь чуть-чуть. Не расстраивайся, не кричи зря». Он убежал на улицу. Вечером вернулся – она еще пьяней. И одеколоном пахнет, хоть на кухне спи.

«Не хочу». – Славка со злобой взглянул на автомат.

– Ребенка хоть бы пожалел.

– Была б моя воля, из автоматов таких бы стреляла.

Славка покраснел, сжал цевье и медленно, с автоматом наперевес, пошел в туалет, поднял там ППШ над головой и со всей силы треснул им об пол, потом еще раз, еще.

Когда он вернулся в зал, суд кончился. Мама все плакала, и тетя Настя ничего не могла с ней поделать.

– Ма, ну ладно тебе. Хочешь, пойдем завтра огород копать, – бубнил Славка, не обращая внимания на тетушку.

– А где автомат?

– Да ну его. Огород пойдем копать и все. – Угрюмыми словами он ласкал маму, а рука сжимала в кармане красную тесьму, которую он снял с автомата для доказательства: вдруг Васька не поверит.

На вокзале тесьму он выбросил. «Что я, девчонка, что ли, веревочки разные таскать в карманах». Домой они доехали «без магазинов», мама стала совсем трезвая, поставила тесто.

И Славка, спокойный, убежал на улицу играть в войну со своим шпоночным пистолетом.

Хотя маме Славка помочь ничем не мог и в пирогопеки идти не собирался, домой он в эту субботу пришел рано. И сначала показалось ему, что зря спешил.

– Там бетон стынет! – говорила строго мать. – Мне обязательно надо выйти на дежурство, я обещала. Тебе нельзя. Что ты там будешь делать всю ночь?

«Вечно у них бетон стынет, когда не нужно», – злился Славка, а мать, укладывая в сумку хлеб, лук, соль, чеснок – всего помаленьку, посматривала на несчастного сына: губы его надулись, как два слишком румяных пирожка, щеки покраснели, брови искривились.

– Ну что ты там будешь делать?! – Мать со вздохом развела руки в стороны, а сын, почуяв слабину в ее голосе, осмелел:

– Хоть посмотрю, как бетон стынет!

Мама еще некоторое время сопротивлялась:

– Ничего в этом особенного нет.

– У тебя всегда ничего особенного. – Сын бурчал все обиженнее, и мама наконец сдалась:

– Ладно, собирайся. Что же ты тут будешь один горе мыкать.

Он вмиг оделся – даже быстрее, чем мама, и вышел на улицу ждать ее.

День, сухой, осенний, с облаками, вместо неба, темнеть еще не думал. И это тоже ему нравилось. Шли они на стройку по поселку, затем по притихшим по субботе улицам, о чем-то говорили под не звонкие голоса осеннего Подмосковья, о чем-то молчали под нараставший шум ветра. Пришли.

Стройка началась со свежего забора из не крашенной высокой доски, совсем еще чистой, даже блестящей, словно бы после дождя. Из таких досок лучше всего сбивать плоты. Здесь же рядом есть отличный пруд. «Экскаватор» называется. Его экскаватором выкопали, когда для этого самого бетона и раствора песок понадобился. Очень хорошая доска была на заборе. Вместо ворот в нем зияла дыра шире самосвальной колеи. Сразу за дырой-воротами мать стала нагибаться к земле и собирать щепки и огрызки досок. Сумка ей мешала, но Славка сумки носить очень не любил.

– Для бетона? – спросил он со знанием дела.

Она его не поняла, может быть, задумавшись о своем. Ответила не сразу:

– Пока светло, дров надо заготовить на ночь. Чтобы тепло было. Много дров печка жрет.

Славка стал собирать щепу, мать скупо улыбнулась. Из домика, одноэтажного, кирпичного, вышла в телогрейке незнакомая женщина, обрадовалась:

– О, с помощником идешь! Не скучно будет. Какой большой он у тебя стал!

– Здрасте. – Славка никогда не понимал взрослых, когда они, все выше его ростом больше чем на голову, говорили с улыбкой, будто это их личный сын: «О, какой большой стал!», но и не возражал: большой так большой, вам видней.

– Сейчас я пилу возьму, – сказала незнакомая и вместе с матерью вошла в домик.