Андрей Ставров - Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника»

– Жизнь спас!

Дня три он молчал, но перед каждым выходом из избушки тщательно проверял ружьё, следил, чтобы оно было заряженным, и требовал, чтобы я с ним не расставался. А также сопровождал его с ним наготове даже в кусты по нужде. Меня в очередной раз спасла странная особенность. В самых критических, даже смертельно опасных ситуациях я вёл себя так спокойно, как будто смотрел кино, а не был действующим лицом. Только время резко замедлялось, и я успевал принять правильное решение. За это я расплачивался приступом жуткой истерики через несколько месяцев и, как правило, ночью. Жена знала, не пугалась и всегда была наготове.

Вторая встреча была не менее опасной, но и одновременно забавной с учётом того, чем она закончилась. Мы с моим питерским дядюшкой путешествовали вверх по Реке почти к самой границе. Дядюшка, заядлый путешественник, наслушался моих баек про местные красоты и возжелал лично удостовериться. К тому же, измученный домашней пищей, он жаждал получить временное гастрономическое убежище. Дело в том, что в его семье исповедовали правильное питание, которое было крайне однообразным и невкусным. Только для меня делалось исключение, и по этой причине дядюшка всегда с нетерпением ожидал моей очередной командировки в Ленинград. А после того, как он посетил нас и испробовал нашей пищи, то постоянно искал повод, чтобы, значит, повторить, повторить, повторить… На свою голову во время очередного визита в Ленинград и посещении дядюшки я особенно разошёлся в своих байках о гастрономическом буйстве. Дядюшка внимательно выслушал, а потом всё это записал по пунктам. Которых было двадцать три. Эту бумажку он взял с собой в наше путешествие и требовал неукоснительного приготовления каждого блюда из списка. Мне удалось даже перевыполнить – вместо двадцати трёх приготовить двадцать семь. Но, хотя дядюшка был полностью удовлетворён, он не упускал возможности попенять мне на отсутствие рябчика тушеного в бруснике. Ну, засуха была, ни одной ягодки! Оправдания не принимались, хотя, в конце концов, дядюшка согласился зачесть дополнительных четыре за один невыполненный. Я сговорился с моими друзьями-охотниками, и они пообещали устроить нам путешествие по самым красивым местам в верховьях Реки. То лето было идеальным для путешествия, но очень голодным для медведей. Засуха, ни ягод, ни кедрового ореха в горах, и медведи массово спустились ближе к Реке. Пока мы ждали наших проводников, каждое утро на песке по берегу Реки я находил во множестве следы и без ружья от избушки мы не отходили. Более того, пока мы плыли на лодке, на склонах гор то здесь, то там видели медведей и одиночек. Однажды – одновременно четырёх.

Охотники периодически старались подплыть поближе, чтобы сбить зверя, но те оказывались шустрыми и прятались среди камней или успевали выскочить на плато и спрятаться. Медведи, как и волки, были основными врагами охотников. Волки давили маралов и за каждого убитого серого полагалось от государства неслабое вознаграждение. Волки это знали и панически боялись человека. За все годы мне лишь однажды удалось увидеть небольшую стаю на противоположном берегу притока. Медведь же грабил избушки, где охотники держали припасы для зимней охоты. Остаться без провианта означало срыв сезона охоты, который в основном кормил семьи. По этой причине охотники люто ненавидели медведей и пытались грохнуть каждого, кто им попадался. Но от этого медведей меньше не становилось. Вокруг горы были покрыты кедрачами, по ручьям во множестве росла смородина и черемуха, а увалы покрывались как ковром горной клубникой. К тому же косуль да кабанов хватало. Так что мишки не бедствовали.

Мы с дядюшкой устроились в ту ночь в этой самой избушке, рядом с которой я лежал у костра и вспоминал былое, а приятели в стоящем в метрах тридцати зимовье их родного дядьки. Ужинали у костра ровно посередине между нашими жилищами, долго сидели и болтали, наконец, разошлись спать. Костёр уже погас, но угли ещё долго светились в темноте. До сих пор, когда мы ночевали в избушках, я ложился на нары у входа, слева под рукой фонарь, справа – заряженное ружьё, далее – дядюшка. На двери никаких запоров, естественно, не было. В тот раз нам казалось, что опасаться нечего: костёр дымит, рядом охотники с карабинами – ну какой сумасшедший мишка сунется! Поэтому я ружьё повесил на стену напротив. Фонарь, правда, оставил под рукой. Лёг и отключился. Проснулся я от странного звука – было впечатление, что кто-то скребётся в дверь. Сначала я подумал, что дядюшке приспичило, но тут услышал лёгкий стук. Как я понял, это дядюшка от испуга стучал костями в своём спальном мешке. Значит, медведь ломится! Если он завалится внутрь, то окажется по дороге к ружью, которое, кстати, было незаряженым! Что делать? Медведь скребётся всё настойчивее, дядюшка стучит костями всё громче! К нашему счастью, мишка не догадался дверь дёрнуть, а старался вывернуть косяк, что нас и спасло. Тут я не выдержал, вскочил и рванулся к ружью, а медведь расслышал стук дядюшкиных костей и мой рывок, тихо рявкнул и дал дёру.