Ольга Шипилова - Глушь

– Горы, это чудо… – Глеб нехотя очнулся, попробовал силу своего сиплого голоса, откашлялся. – Здорово, что он дальномерный!

Глеб потрогал чехол аппарата, который притаился ласковым зверем теперь уже не на его груди, а между двумя, прильнувшими сердцами, замершими в объятиях. Зверь колыхался, слушая дыхание Поли, слушаясь и повинуясь ей одной.

– В горах собачника одного встретил, очень заинтересовался вещицей, просил, чтобы пса его щелкнул.

– И как, щелкнул? – Полина улыбнулась – не Глебу, неведомому псу.

– Да, жаль пленки совсем не осталось. Теперь беречь приходится, считать и задумываться над каждым кадром. А штука хорошая. Здесь, как и дома, прохожие останавливают, интересуются. Ты больше не сердишься? – Глеб кончиками пальцев коснулся острого подбородка.

– На что, Глеб?

– На то, что было…

– Не сержусь, меня тогда не было. Важно, что не солгал, не стал отпираться. Все, забыто! я в душ, и побежали. Есть хочется!

– Тогда в кафешку?

– Я только «за»! Мечтаю о горячем кофе и о какой-нибудь сладкой штучке к нему…

– У меня уже одна штучка есть, жаль без кофе суховата! – Глеб одним движением указательного пальца пробежался по Полиному боку, лавируя между острых ребер.

Они оба рассмеялись, радуясь предстоящему жаркому дню, наполненному событиями и впечатлениями.

В пять вечера Глеб и Полина, истекая солеными каплями горячего пота, медленно шли от вокзала в порт. Солнце, не теряя настойчивости к вечеру, жарило во всю свою мощь. Уставший от пути и изнуряющего валяния на пляже Глеб с трудом переставлял ноги, не поспевая за порхающей беззаботным мотыльком Полиной, которая сначала вырывалась вперед, потом приостанавливалась, оборачивалась, нетерпеливо дожидаясь, когда плечо Глеба, наконец, начнет двигаться вровень с ее плечом. Глеб шел и сам себя ругал за то, что утром, после ободряющего капучино, дал слово будущей жене отправиться вечером в порт кормить хлебом гигантских белых чаек. Они еще на пляже успели досадить настойчивыми попытками выбросить красноватые перепончатые шасси ему на голову во время заплывов, долгих и старательных, за буйки.

– Подожди, – сказал Глеб, – и остановился, вытирая капли со лба, – дай отдышаться. Сейчас билеты проверю…

Глеб, молча, сунул в руки Поли пакет, в котором влажно дышал теплый батон, усыпанный поверх тонкой, яичного цвета, корочки черными точками мака, и полез в небольшую планшетную сумку, фотоаппарат раскачивался на груди, мешая рыться в ней, поэтому Глеб всучил Полине и его.

– Ну как, все нормально? Какие места? – Полина переминалась с ноги на ногу.

– Пятое, шестое и девятое. Отправляемся через три дня в восемь утра.

– Отлично, а Костик знает о том, что мы ему билет тоже купили?

– Ага, – тряхнул челкой Глеб, – думаешь, этот прямой автобус в Z без пересадок я во сне увидел? И так сразу, минуя справочную, в кассы за билетами бросился?! Нет, это все Костик. Еще дома в интернете копался, пока маршрут нам не составил. И деньги на свой билет тоже дома мне вручил, на, говорит, а то я или потеряю или на крепкие напитки спущу.

При мысли о Костике Полину замутило, ей было неприятно само упоминание о нем. Не говоря уже о том, что упоминает его ни кто-нибудь, а Глеб. Но после некоторого замешательства она всеми силами постаралась проглотить обиду и неприязнь к Костику, как горькую пилюлю, которая хоть и вызывает отвращение, а все же в данной ситуации жизненно необходима.

На набережной Глеб, заметив, каким долгим взглядом Поля провожала лоток со сладкой ватой, дернул ее за руку, остановил.

– Хочешь?

– Да-а-а, – по-детски заискивающе надула губы Полина.

Всего через две минуты уже не он, Глеб, а Полина плелась следом, не поспевая за ним, рассматривая длинную палочку, на которую, как на тонкую жердь, присела то ли белая сова, то ли небо нечаянно уронило на нее свое легкомысленное облако.

– Ух, с трех лет ее не пробовала! – облизнулась Полина.

– Так пробуй, – Глеб обернулся, чтобы увидеть ее широко открытые глаза, не упустить ускользающий трепетный миг чистой радости.

– Нет, не сейчас, – покачала головой Полина, память не терпит спешки. Я лучше в порту, на лавочке или глядя на море. Слушай, а пес умный был, дружелюбный?

Глеб остановился, подождал, когда Полина с ним поравняется.

– Какой пес?

– Тот, что в горах с хозяином хотел фотографироваться…

– А-а-а, пес…

– Какой он породы был?

– Курцхаар, кажется.

– Ого, я такой породы не знаю. Симпатичный?