Валерий Сабитов - Сказание о Завгаре. О фантастической судьбе реального гражданина Вселенной

Это когда появились видеосалоны?

Ну, позже намного. Ну, естественно, намного. Общество книголюбов помогало лично мне, я все деньги тратил там – а брюки рваные. Та же Маргарита Колобова, главбух областного общества книголюбов, говорит мне: «Боря, вот на тебе сто рублей, распишись». Я говорю: «За что?» Я только познакомился, она фантастику любила, я ей стал печатки давать, у неё вот такие глаза. У всех, у меня впервые, когда мне Лева Фролов дал первую печатку, у меня глаза вот такие. Я пошёл, взял машинку напрокат, перепечатать, она у меня заела, мне говорят – надо маслом. Я ничего умнее не придумал – подсолнечным. На другой день клавиши встали намертво. Я отнес её, сказал:

– Что вы за машинки даёте?

– А вы что с ней делали? Не смазывали?

Я говорю:

– Да, что вы, что вы? Я и не понимаю.

То есть ты уже понял, что сделал?

Да, естественно. Она сперва у меня поработала до вечера. Я закончил повестушку, помню даже рассказик Агаты Кристи какой-то фантастический. А потом наутро перестала. Но мы вот собирались, жили тогда. Я хочу сказать, это вообще были золотые годы. Клуб открылся 19 ноября 81 года и закрытием клуба можно считать, когда окончился Волгакон. Это сентябрь 91-го. То есть мы проработали 10 лет. Вот эти десять лет… у меня, конечно, есть эгоцентризм, но поверь мне, недаром я их считаю, это золотой век.

Волгоградского Фэндома.

…советского Фэндома.

Вообще советского Фэндома?

Да. Потому что клубы существовали, говорят, чуть ли не во времена Беляева. Сведения есть, что в 60-х годах в Харькове существовал при университете, вроде бы, крупнейший клуб. До 1000 человек собиралось, до того крупный, что…

Но он был официальный или неофициальный?

Тогда вообще всё было официально, Олег. Вот даже печатки. Я же, когда мне КГБ на хвост село, ведь не скрывал. Я говорю: «Вот печатки». Они начали: «Там антисоветчина!» Я говорю: «Вот почитайте, найдите там антисоветчину». Я же не скрывал, я же переписывался. И говорю: «Вот письма». Они говорят: «А они на английском». Я говорю: «Правильно, правильно». Он мне: «Я не понимаю». Я говорю: «Я вам даю, вы прочтите, вам же переведут». Дайте мне перевод, чтобы я мог ответить этому человеку. Я так до сих пор английского и не знаю. Ничего. Все нормально. Все было официально. В отличие от политического андеграунда, которые там протестовали, мы до этого не доросли, или нам неинтересно было, что ли. Мы политики не касались. Нам нужна была фантастика. Фантастика и ещё раз фантастика. За фантастику всё отдавали. Доходило до того, что объявляли фантастикой книгу, где на сотой странице герой подумал: а вот тогда-то полетят в космос. А на шестисотой странице он лежал и представлял, как…

На безрыбье и рак рыба?

Сам раком станешь… вот.

То что, собственно говоря, сейчас свойственно фантастике Канады, когда в число фантастов включают людей, хотя бы одно слово «фантаст» включающих в свое произведение.

Похоже, но не совсем. Ты всё-таки не понимаешь… мы были в гетто. В гетто таком находились, страшном. Почему, зачем? Ты хоть и вошел в Фэндом, многое пропустил и не знаешь. Над этим очень поиздевался Роман Кац в своей знаменитой работе «История советской фантастики», где описал, чтобы было бы, если бы все руководители Советского государства изначально любили фантастику. Впоследствии, как-то с Лёхой Щепковым, фэном из Краснодара, купив пять 3-х литровых банок вина, на острове Тузла, где конфликт недавно был, там собирались фэны, но тогда нас уже всех разогнали, а мы единственные прорывались, я пытался угнать теплоход; когда меня на этом поймали, когда я пимпочки в дизеле дергал, меня поймали, и я требовал вызвать консула, Жириновского, и сказал: «Вам, хохлам, будет ещё». Ну, меня выдворили с этой оконечности Украины, я снова вернулся, меня снова выдворили. И тут у меня деньги кончились, и кончилась, естественно, борьба. Вот тебе проза – бороться можно, когда у тебя есть деньги. Красиво бороться, с пьянками такими, где мы споили пограничника и его уволили с работы. Он пришёл к нам опохмелиться, заливаясь слезами. Мы сказали: «Ну, братан, извини».

Поэтому украинцы и не хотят иметь дело с Россией? Опасаются, что мы их споим больше, чем они сами себя?

Да, да. Ну, ты знаешь, их не надо спаивать. Вообще, на самом деле никакого нет этнического, биологического признака деления нашей расы на русских, украинцев, белорусов, это все сленг. С бандитом поговоришь: наши шушеньки по грабарям… Ты скажешь – другой язык. Нет. Это сленг. Русский, белорусский, украинский – это три сленга одного народа. А всякая шваль, которая лезет во главу, начинает выяснять, что у нас корни другие. У нас корни одни – один народ. Да ладно, не будем о политике. Я тогда не любил политику, и не будем о ней сейчас.