Владимир Сметанин - Улитинские сокровища

– Ни фига себе! – в приливе законного негодования воскликнула девушка.

– Да пошла она … – в тон ей отозвался брат и через минуту Нонна Романовна боковым зрением заметила, что детей на скамейке уже нет.

– А где же ребята? – спросила хозяйка, уловившая этот боковой взгляд.

– И в самом деле, где же они? Вот непоседы – должно быть, пошли мороженое покупать. За ними глаз да глаз. Но мы ведь ненадолго прощаемся? – и с этой попыткой сделать хорошую мину при плохой игре, родственница из Борового поспешила за своими непоседливыми детьми.

Нечего и говорить, что когда к Ольге Кузьминичне прибыл с визитом Петр Ильич, прием оказался более чем неласковым. В предобеденный час в дверь к ней постучали. Глянув в глазок, Полозкова увидела крупного представительного мужчину средних лет. Обличье его показалось ей несколько знакомым но только и всего. Открывать она не спешила. Он постучал еще раз. Сверху по лестнице кто-то спускался. Ольга Кузьминична узнала голоса соседок с третьего этажа.

– Она плоховато слышит – говорила самая словоохотливая соседка. А так-то должна быть дома. А вы из какой организации?

– Нет, я племянник, внучатый. Попроведать.

– Так лучше под окном кликнуть: окно открытое – солнечная сторона, жара несусветная.

Жара и впрямь была среднеазиатская: размяк асфальт, одуревшие воробьи, как свиньи, валялись в редких сохранившихся от дождей лужах. Два молодых человека в тени дома пили пиво.

Окно и в самом деле оказалось открытым и как только раздалось: «Ольга Кузьминична!» из него выплеснут был целый таз холодной воды и прямо на Петра Ильича, который замешкался и не успел отскочить.

– Ну вот, что я говорила – удовлетворенно заметила говорливая соседка – Ольга Кузьминична-таки дома!

– Это я, ваш внучатый племянник Петр, сын Ильи! – заорал Улитин, не привыкший к такому обхождению, стряхивая с одежды брызги.

– Квартира уже завещана и пересмотра не будет! – гневно заявила его почтенная родственница, высовываясь из окна.

– При чем тут квартира? – удивился сын Ильи. – Я вообще хотел про прадеда, вашего деда, узнать – Кузьму Францевича. Квартирами я не интересуюсь.

Соседки с живым интересом наблюдали эту родственную разборку и решив, что с них довольно, Ольга Кузьминична пригласила, наконец, гостя домой.

– С чего вдруг у тебя взялся интерес к Кузьме Францевичу? – строго спросила она, наливая чай ему и себе.

Петр Ильич извлек из портфеля две изукрашенные жестяные банки – с чаем и кофе, взятые, чтобы не ошибиться в предпочтениях бабки и выставил на стол.

– Интерес – то был давно, да времена были неподходящие. Сейчас и белых, и красных уравняли, можно говорить и писать о любом человеке. Кузьма Францевич заслуживает того, чтобы о нем побольше знали.

– Маленькая была, когда нас выслали со своего места. Больше знаю о нем по рассказам матери – и Ольга Кузьминична начала вспоминать то немногое, что еще не забылось за многие десятки лет. Улитин-потомок слушал, не перебивая и прихлебывал чай. И лишь спустя время выбрал момент спросить: а еще вроде ваш дед был пчеловодом?

– Пчеловодом? – рассказчица задумалась.

– Там в чьих-то воспоминаниях было, что он имел ульи – поспешил прийти на помощь Петр Ильич.

– Ульи. Ульи. Это, наверное, зимовейки, которых у него было три в тайге. Как-то мужики добывали орехи, налетела буря – деревья падали, потом дождь лил двое суток – все, кто был на промысле, сидели в дедовой избушке «как пчелы в улье набились». Отсюда и пошло. Да. А пчеловодом он не был. И брат его Федор – тоже. А вот в тайге они промышляли. Да потерялся где-то Федор без вести. Будто раненого его увезли куда-то подальше от этих мест, а назад он так и не вернулся. Может, не смогли выходить. А потом и отцадеда, тоже раненого, переправили за границу, и он тоже не вернулся больше. Ольга Кузьминична всплакнула, и внучатый ее племянник тоже почувствовал на короткое время, как затуманивается его взор. Досталось Улитиным и он, их потомок, тем более имеет право на то, что завещал брату Кузьма Францевич. На мгновение мелькнула мысль поделиться потом и с Ольгой Кузьминичной, но это решение он тоже оставил на «потом».

Послушав еще кое-что о генеалогическом древе Улитиных, Петр Ильич откланялся, оставив у своей родственницы самое благоприятное впечатление о себе и получив бессрочный ангажемент на ее посещение. Теперь кое-что прояснилось, улей – зимовье в лесу, глаз, надо полагать – окно. Клад должен был забрать Федор, но он исчез. Или наведался все-таки за сокровищем? Но ведь записка-то до него не дошла? Вопросы, вопросы…